Прежде всего, хочу ещё раз сказать огромное спасибо тем девяти авторам, которые прислали свои тексты на фест - девчонки, вы лучшие

Большое спасибо всем тем, кто читал, писал отзывы и голосовал!


Ну, и два моих текста.
Первый - «Не все браки заключаются на небесах».
Вам рассказать, как сильно я довольна этим текстом? Я считаю это одной из лучших своих вещей, написанных за очень долгое время (особенно учитывая, что малая форма - это не моё). Кто-то меня ругал за Данниль (кое-кто даже пообещал убить), кто-то, наоборот, хвалил, что в очередной раз показало лишь то, что все мы по-разному воспринимаем актёров, но правду-то не знает никто И, в любом случае, фик не оставил равнодушным никого.
Я сама про Данниль вообще никогда не думала и думать не собираюсь - просто захотелось написать вот так. Возможно, это больше оридж про женщину, состоящую в фиктивном браке - я не знаю, риали )))
Кстати, он занял 4 место в читательском голосовании.

Автор: Тёмная Нимфа
Бета: –
Название: Не все браки заключаются на небесах
Жанр: виньетка
Персонажи: Данниль, Дж2
Рейтинг: PG-13
Дисклаймер: Все персонажи являются полностью вымышленными и никакого отношения к реально существующим людям не имеют

Не все браки заключаются на небесахДанниль сидит за столиком в уютной кофейне и уже несколько минут размешивает ложечкой сахар в пятой по счёту порции капучино. Подвядший букет красно-коричневых хризантем в вазе и сладкий тыквенный пирог в специальном – сезонном – меню напоминают о том, что два дня назад Америка отмечала День Благодарения. Праздник, в который следует быть признательным Богу, близким и друзьям за материальное благосостояние и семейное благополучие – Данниль горько усмехается, кладёт ложечку на блюдце и делает глоток. Кажется, недостаточно сахара.

Падалеки позвонил ни свет ни заря. У Дженсена на телефоне установлена какая-то глупая мелодия на Джареда, дурацкая и прилипчивая – раз услышишь, потом весь день в голове будет крутиться, не отвяжешься.

Они поговорили, и Дженсен сообщил.

– Джаред хочет приехать. Ты не против?

Формальная вежливость. Можно подумать, если бы Данниль сказала: «Я против», – что-то бы изменилось.

– Соскучился? – и не понятно, про кого спросила: то ли про Падалеки, то ли про самого Дженсена. Да и какая разница, если в обоих случаях ответ очевиден.

– У него обратный рейс в восемь вечера.

Данниль кивнула, мол, всё поняла:

– Я, пожалуй, сегодня прошвырнусь по магазинам.

– Вот и умница, – вытащив кошелёк из кармана джинсов, Дженсен протянул ей кредитку, словно… словно…

Слово вертится на языке – хлёсткое, точное определение – и Данниль запивает его кофе, в который так и не добавила сахар. Пусть горчит ещё больше.

– Можешь купить себе колечко, которое тебе так понравилось, когда мы выбирали маме подарок, – разрешил ей Дженсен.

Данниль снова кивнула – молча взяла кредитку и ушла в свою комнату. Подцепила с зеркального трюмо шкатулку, потрясла у уха и поставила на место.

Колечки, браслеты, цепочки и прочие побрякушки – каждое украшение, как напоминание об измене. Данниль никогда их не надевает – только обручальное кольцо носит на пальце и всё. Вы думаете, браки заключаются на небесах? Как бы ни так! Они заключаются в юридических конторах с узкими окнами вместо высоких витражей храмов, от которых на полу пляшут разноцветные солнечные зайчики, и серьёзными мужчинами в костюмах вместо подружек невесты. Брачные клятвы заменяют сухие ровные строки. Вы согласны? Можете обменяться подписями.

Данниль пинает мыском туфли большой яркий бумажный пакет, доверху набитый брендовыми шмотками – вот он, материальный эквивалент семейного благополучия – и смотрит на часы. Домой возвращаться ещё рано, поэтому она заказывает шестую чашку капучино и кусок тыквенного пирога.

Нет, Данниль никогда не строила иллюзий относительно Дженсена, потому что всё знала про них с Падалеки и, выходя замуж, прекрасно понимала, какой будет её счастливая семейная жизнь. Но, как оказалось, знание и понимание не уберегают от обид.

Данниль старается быть хорошей женой, ведь они с Дженсеном добрые друзья и, по большому счёту, каждого устраивает сложившаяся ситуация – Данниль тоже поимела свою выгоду, став миссис Харрис-Эклз. Поэтому она никогда не беспокоит мужа своими проблемами, с большим уважением относится к его родителям – к слову сказать, при этом мать Дженсена не скрывает своей нелюбви к невестке – и старается поддерживать во всём.

Дженсену нравится его яхта – Данниль, страдающая болезнью кентоза, закидывается горстью таблеток от укачивания и сопровождает мужа во время морских прогулок.

Дженсен любит проводить время дома – Данниль отказалась от клубной жизни и научилась обходиться книгой или хорошим фильмом перед сном.

Дженсен недолюбливает Женевьев – Данниль никогда не упустит случая высказать своё презрительное к ней отношение. Как говорится, враг моего врага…

Дженсену хочется ебать Падалеки в их с Данниль спальне – Данниль молча перестилает простыни на кровати и уходит из дома.

Стрелки часов наконец-то подползают к семи вечера, и Данниль просит счёт. Расплатившись, она подхватывает сумки с покупками и выходит на улицу – на тарелке остаётся раскрошенный пирог.

***

Отперев дверь квартиры, Данниль понимает, что вернулась рано – доносящиеся из спальни звуки не оставляют сомнений в том, что Падалеки ещё не уехал. Ну да, поменять билет с одного рейса на другой – не проблема.

Данниль швыряет сумки на тумбочку, зачем-то делает несколько шагов в сторону гостиной и устало приваливается плечом к косяку – сквозь настежь распахнутые двери она видит ритмично движущуюся обнажённую смуглую спину Падалеки, который сейчас втрахивает её мужа в матрас. В голове у Данниль возникает абсолютно неуместная мысль, что, когда они с Дженсеном занимаются сексом – редко, но ведь занимаются же! – он так никогда не стонет, громко, гортанно, сочно.

Стоны бьют по ушам, и у Данниль внутри всё переворачивается от несправедливости и обиды – ведь Дженсен мог найти хотя бы минуту времени и скинуть сообщение, чтобы она ещё прогулялась.

Накатывает внезапно – Данниль сбегает в ванную комнату, где зажав рот ладонью и закусив палец с обручальным кольцом, пытается унять рвущуюся из груди истерику. Металлический привкус во рту и боль немного отрезвляют, но злость всё ещё ищет выход, и Данниль в припадке ярости сметает с зеркальной полочки на пол баночки и флакончики. Звук бьющегося стекла на секунду оглушает; в воздухе повисает тяжёлый запах разлившихся духов, и Данниль приходит в себя.

Присев на корточки, она начинает собирать осколки в мусорное ведро – монотонная работа успокаивает – затем прикладывает к покрасневшим глазам намоченные в холодной воде ватные диски и долго сидит на бортике ванной, выравнивая дыхание.

***

Данниль сталкивается с Падалеки в коридоре.

– Привет, – улыбаясь ей, как закадычной подруге, он застёгивает рубашку.

Данниль на автомате кивает и идёт на кухню – хочется пить. Или лучше выпить?

Пятью минутами позже хлопает входная дверь, и в кухню входит Дженсен, помятый и довольный, как кот.

– Как прошёл день? – спрашивает он.

– О, отлично, спасибо, – кивает Данниль.

– Купила себе колечко? – интересуется Дженсен.

– Нет, – открыв сумочку, Данниль перерывает содержимое в поисках его кредитки – расплачивалась своей, а Дженсена засунула куда-то. – Оно мне разонравилось. Да где же твоя кредитка?

Смеясь, Дженсен берёт у неё из рук сумочку и попросту переворачивает – на стол сыплются кошелёк, помада, пузырёк с лекарством, крохотный флакончик духов, какие-то визитки, ворох бумажек и тест на беременность с двумя полосками на индикаторе.


Второй текст - «Враг врага»
Я вообще не собиралась его писать (слишком довольна была первым), но потом взгрустнулось, что нам никто не шлёт фики и решила как ответственный орг написать 2 текст. Все подходившие под тему задания идеи у меня закончились ещё в 1 тексте! Решило тупо написать военную аушку. Сразу решила, что не буду писать про Ирак - у меня и так кол-во фиков про него зашкаливает - перерыла половину Википедии и остановилась на Афганистане, потому что на глаза попался тот кусочек, который я вставила в конец фика. История Джареда с первого и до последнего слова списана с моего очень хорошего друга (ну, за исключением, конечно, того, что он живёт не в Афгане, а в Египте). Да, получился почти оридж, но я писала текст на коленочке за 3 часа и вхарактерность потерялась (
Я планировала написать совсем другое окончание истории, но времени уже не было, поэтому вышло вот так.
Спасибо большое всем тем, кто голосовал за него



Автор: Тёмная Нимфа
Бета: –
Название: Враг врага
Жанр: мини
Пейринг: Дж2
Рейтинг: PG-13
Дисклаймер: Все персонажи являются полностью вымышленными и никакого отношения к реально существующим людям не имеют

Враг врагаВ Нуристан я попал, когда мой контракт почти истёк – служить оставалось около четырёх с половиной месяцев, и новый, две тысячи десятый год, я намеревался встретить уже в кругу семьи. Признаюсь, закончить службу я рассчитывал в Кандагаре, однако планам моим не суждено было сбыться, поэтому через день после приказа вертушка уносила меня на северо-восток, а я с равнодушием смотрел в иллюминатор на простиравшиеся под нами бесконечные горы, щетинившиеся вечнозелёными верхушками сосен.

Застава наша располагалась при въезде в большой горный аул почти на самой границе с Пакистаном. Небольшое одноэтажное каменное здание, зиявшее пустыми глазницами окон со стороны ущелья, высокий забор по периметру, видавший виды бронетранспортёр, два хамви во дворе, шлагбаум на дороге да пятнадцать американских парней – вот и всё присутствие США в Нуристане.

Вертушка высадила меня на небольшой разровненной площадке, выгрузила несколько ящиков и улетела, покачав на прощание хвостом.

– Сержант Дженсен Эклз? – щурясь на солнце и держа винтовку наперевес, ко мне подошёл капитан, лет тридцати пяти, высокий, сухопарый.

– Так точно, сэр, – я отдал ему документы.

Изучив их, капитан протянул мне мозолистую ладонь:

– Хэнк Хилл, – мы пожали друг другу руки. – Добро пожаловать на нашу заставу. У нас тут спокойно – почти курорт, – он усмехнулся. – Идём, познакомлю тебя с ребятами, – и направился в сторону здания.

***

Капитан Хилл не соврал – по сравнению с Кандагаром Нуристан был Богом и талибами забытым уголком Афганистана. Расслабляться, конечно, не приходилось – о том, что мы на войне, неустанно напоминали душный камуфляж и моя М16 , в обнимку с которой я даже спал – однако служба на заставе оказалась не пыльная. Мы досматривали все проезжавшие машины и гужевые повозки, коих было не много, а также проверяли документы у редких пеших хаджи . В свободные часы мои сослуживцы даже выбирались в аул, где можно было разжиться настоящей бараниной и сладким, пряно пахнувшим напитком, который здесь делали из чёрной шелковицы. Я же предпочитал не уходить далеко от заставы, не доверяя обманчиво дружелюбным местным жителям.

Местность вокруг была однообразная: каменистые склоны, поросшие редкими пучками травы и низкими раскидистыми кедрами, цеплявшимися за песчаную почву уродливыми толстыми корнями; недалеко от заставы, в низине, бежала быстрая холодная речушка, по берегам которой то тут, то там встречались кусты барбариса и смородины с мелкими кислыми ягодами. Вдалеке виднелся минарет, с которого несколько раз в день муэдзин заунывным голосом призывал хаджи на молитву.

По вечерам босые афганские ребятишки гоняли к реке на водопой тощих коз и грязно-белых овец со свалявшейся шерстью. Отпустив своих подопечных пастись, мальчишки прямо в одежде лезли купаться, хохоча и брызжа друг в друга водой. Козы их были удивительно всеядны – они общипывали жухлую траву, обрывали листья с кустов, обдирали кору и даже не брезговали ковыряться в нашей помойке, поедая картонные коробки от сухпайков.

Каждое утро к заставе приходила девушка, чернявая, молоденькая, тонкокостная. Красивая. Звали её Джамиля. Голову она повязывала хиджабом так, что открытым оставалось только лицо – на вид ей было лет восемнадцать. Приходила она не одна, а в сопровождении парня, который, впрочем, обычно держался поодаль. Джамиля приносила на продажу козье молоко, лепёшки «наан», домашний сыр, зелень, грецкие орехи, дыни и виноград. Продавала всё это она втридорога, за доллары, но покупатели у неё были всегда – сухпаёк нам уже в глотку не лез. Ребята иногда пытались с ней заигрывать, угощали леденцами, но Джамиля отказывалась, жестами показывая, что не может разговаривать, и старалась поскорее уйти.

Один раз я не успел к её приходу, так что пришлось догонять Джамилю по пыльной дороге.

– Эй, стой! – окликнул её я.

Джамиля и её спутник одновременно обернулись, и я помахал зажатой в кулаке десяткой, показывая, что хочу что-нибудь приобрести. Приблизившись к ним, впрочем, я забыл про тёплые лепёшки с сыром и в удивлении уставился на парня. Тот был загорелый – не смуглый, а именно загорелый – с прямыми каштановыми волосами и каре-зелёными глазами.

– Ты ведь не хаджи? – ляпнул я.

Парень, отвернувшись, втянул голову в плечи и, проигнорировав мой вопрос, двинулся дальше по дороге. Джамиля, забрав у меня деньги и вручив лепёшку с сыром, пошла следом за ним. Вернувшись на заставу, я начал расспрашивать ребят про странного парня, но они лишь недоумённо пожимали плечами.

Пару дней спустя, вечером, спустившись к реке освежиться, я снова увидел его – парень рвал ягоды барбариса. Заметив меня, он вздрогнул и в панике обернулся в сторону аула, но я, закинув винтовку за плечо, выставил вперёд руки, показывая, что безоружен, и попросил:

– Погоди, не убегай. Я хочу поговорить.

Он замер, изучая меня хитрым лисьим взглядом – глаза у него были чуть раскосые, скулы высокие, узкие.

– Ты не хаджи, – уже с уверенностью сказал я.

Парень вдруг широко улыбнулся и на неплохом английском произнёс:

– Я не совершал хадж в Мекку, если ты спрашиваешь об этом .

– Да нет, – нахмурился я, – я имею в виду, ты не афганец.

– Мои родители американцы, – сказал он, глядя мне прямо в глаза.

Сказать, что я был удивлён, значит, не сказать ничего:

– Как же ты здесь оказался?

Парень снова испуганно покосился в сторону аула, и я шагнул к нему:

– Я Дженсен.

– Эм… – он замялся. – Можешь звать меня Джаред.

– Могу? – усмехнулся я.

– После того, как я принял ислам, у меня другое имя, – кивнул он.

– О, – только и смог выдать я. – Расскажешь, как очутился здесь?

Джаред покусал нижнюю губу, раздумывая, а потом нерешительно кивнул:

– Если хочешь. Но не сегодня. Сейчас мне надо домой.

– Завтра? – предложил я.

Он снова кивнул:

– Ниже по течению, за поворотом русла, есть старая облепиха – на закате я буду ждать тебя там. Нельзя, чтобы нас видели вместе, иначе у меня будут неприятности, – не прощаясь, он развернулся и принялся взбираться по откосу.

– Я приду, – крикнул я ему вслед.

Отходить так далеко от заставы было делом не разумным, однако мне и в голову не пришло, что Джаред – американец по происхождению – может сдать меня талибам или моджахедам. К тому же, меня снедало любопытство, поэтому следующим вечером я пришёл в назначенное место. Джаред уже сидел на берегу и кидал в воду мелкие острые камушки.

– Привет, – сказал я.

Он улыбнулся, и я опустился рядом с ним, пристроив винтовку под правую руку:

– Так каким ветром тебя сюда занесло?

Джаред молчал, сидя ко мне в пол-оборота, кривил губы, сухие, потрескавшиеся, с запёкшейся кровяной корочкой; руки его были вымазаны рыжей глиной, длинными пальцами он теребил завязки своих штанов. Я не торопил его с ответом.

– Я родился в Сан-Антонио, – наконец ответил он – так тихо, что шум реки почти заглушил слова.

– Не может быть! – воскликнул я. – А я из Далласа.

Он недоверчиво посмотрел на меня.

– Надо было забраться в самую задницу мира, чтобы встретить земляка, – засмеялся я.

Джаред сжал губы в узкую полоску, пытаясь скрыть ухмылку, и судорожным движением натянул широкие рукава курты почти до самых кончиков пальцев с обкусанными грязными ногтями:

– Отец умер, когда мне исполнился год. Его убили во время войны в Персидском заливе, он был морпехом.

– Значит, сейчас тебе девятнадцать, – подсчитал я. – Ты выглядишь младше.

Джаред пожал плечами.

– Мама работала в Красном Кресте, и в две тысячи третьем нас занесло в Кабул. Там она и познакомилась с Омаром, отчимом.

– Твоя мама помогала хаджи? – прищурился я. – После того, как они убили её мужа и оставили с годовалым ребёнком на руках.

– Моя мама помогала мирному населению, пострадавшему в вооружённых конфликтах, – отчеканил Джаред. – Оставшимся без кормильца семьям, сиротам.

Я фыркнул презрительно.

– Мама вышла замуж за Омара – тот красиво ухаживал за ней, – приподняв верхнюю губу, Джаред будто оскалился, – она влюбилась в него. Потом оказалось, что у Омара уже была жена, Зирка, но здесь многожёнство считается нормой.

У меня, признаться, всё это в голове не укладывалось:

– Почему же твоя мама не развелась, когда узнала обо всём?

– Я же сказал, она любила Омара, – нахмурился Джаред. – Так, знаешь ли, бывает в жизни. А он любил её и не собирался отпускать. Омар сжёг все наши документы, а затем увёз нас жить сюда, подальше от войны, и заставил принять ислам. Не смотри на меня так, на самом деле, мы не так уж плохо жили.

– Жили? – уточнил я.

Джаред отвернулся:

– Мама умерла три года назад. Заболела сильно, а здесь нет хороших врачей.

– Сочувствую, – я нерешительно дотронулся до его локтя, но Джаред отдёрнул руку и отодвинулся.

– Почему ты не вернёшься в Штаты?

– Потому что восстановить документы можно только в Кабуле, в посольстве, и это очень тяжело. Надо подтверждать гражданство, а у меня в Америке даже родственников не осталось. И потом у меня есть сестра, Мариам, вывезти её из страны я не смогу, а здесь не оставлю.

Мы помолчали – я переваривал полученную информацию.

– Джамиля дочь Зирки?

– Нет, – мотнул головой Джаред – Она племянница Омара. Её отца убили, и Омар взял Шарифу, её мать, к себе. Шарифе повезло – в противном случае им с Джамилей оставалось бы только побираться на улицах. Омар добор к ним, и любит Джамилю, как родную. Когда мы были в Кабуле, я знал одного человека, который продавал жену своего умершего брата мужчинам.

– Заставлял заниматься проституцией? – приподнял бровь я.

Джаред внимательно посмотрел на меня, видимо, обдумывая незнакомое слово:

– Да. Вообще-то здесь это запрещено, но он считал, что она грязная. Её изнасиловали, – пояснил Джаред в ответ на мой недоумённый взгляд.

– Ладно, – сказал я. – А у Омара есть дети от Зирки?

– Конечно, – хмыкнул Джаред. – Трое.

– У вас большая семья, – присвистнул я. – И как Омару удаётся всех прокормить?

– Он гончар. Я с братьями помогаю ему. Я умею делать горшки, кувшины и даже вазы, – с гордостью сказал Джаред. – Женщины пасут коз, а чем занимается Джамиля, ты и сам знаешь. Ладно, мне пора бежать домой, а то от Омара влетит, – он вскочил на ноги.

– Постой, – я ухватил его за рукав курты, – приходи завтра.

Джаред аккуратно высвободился:

– Зачем тебе это?

– Не знаю. Поболтаем, – я встал. – Расскажу тебе про Америку. Придёшь?

Засунув руки в карманы штанов, Джаред покачивался с пятки на мысок:

– Я подумаю.

***

Он пришёл: на следующий вечер, и через вечер, и потом. Иногда мне приходилось дожидаться Джареда, иногда он появлялся раньше меня, но мы виделись каждый день. Чаще всего он садился и слушал мою пустую болтовню, реже – рассказывал что-то о себе и жизни в ауле. Встречи наши были короткими, не больше получаса. Меня забавляла поспешность, с который Джаред каждый раз сбегал. Я посмеивался над ним, дразнил Золушкой, бальное платье которой в полночь должно было исчезнуть, и спрашивал, где он прячет карету из тыквы. Джаред морщил лоб, но однажды сказал с горечью:

– Неужели ты не понимаешь, что мне будет, если Омар узнает, к кому я ухожу? Сколько бы я не прожил тут, для всех я всё равно останусь американцем, врагом! Вы враги – и я враг.

– Значит, мы друзья, – засмеялся я.

– Ничего это не значит, – выплюнул Джаред и ушёл.

***

Частенько я угощал Джареда крекерами и леденцами «Чармс», которые входили в стандартный набор наших сухпайков. А он однажды принёс мне халвы и какую-то сладкую выпечку.

– Это гош-фил, – пояснил Джаред. – Местное печенье. Попробуй. Очень вкусное. Зирка вчера весь день пекла – Омар сегодня выдаёт замуж старшую дочь, Рахиму. Весь аул гуляет на свадьбе.

– Поздравляю, – я откусил кусочек – оказалось действительно вкусно. – Невеста счастлива?

– Здесь девушек о таком не спрашивают, – вылупил глаза Джаред. – Омар договорился с отцом жениха о свадьбе и сообщил своё решение Рахиме. Всё.

– Дикая страна, – прожевав печенье, сказал я. – Погоди, а ты сам-то с девушками когда-нибудь целовался?

Джаред покраснел:

– Целовался. С подругой Джамили. Ну, не очень по-настоящему, просто в губы, и… это…

Он замялся, а я смотрел на Джареда во все глаза, смущённого, пунцового, с растрёпанными ветром волосами, с алыми губами, которые он успел по обыкновению искусать за время нашего разговора, и чёрт меня дёрнул обхватить его рукой за шею и, притянув к себе, поцеловать. Джаред удивлённо ахнул, и я, просунув язык ему между зубов, осторожно погладил нёбо.

– Ты что? – с силой отпихнув меня, Джаред отполз. – С ума сошёл? За такое тут отволокут на центральную площадь и забьют камнями. Это страшный грех, – он часто хлопал ресницами и урывками хватал воздух раскрытым ртом, словно выброшенная на берег рыба.

– Мне извиниться? – с издёвкой уточнил я.

– Не делай так больше, пожалуйста, – попросил он. – Ладно, там свадьба… я… я… должен идти, – неловко закончил он.

– Да, конечно, – кивнул я, и на этом мы сочли инцидент исчерпанным.

***

В середине сентября Джаред пропал – даже Джамиля к заставе стала приходить в сопровождении какого-то незнакомого нам паренька. Джаред не появлялся несколько дней, и я начал волноваться, упорно продолжая заглядывать по вечерам в наше условленное место, теперь пустовавшее. Я хотел было даже выбраться в аул и попробовать разузнать там что-либо о Джареде, но примерно через неделю он объявился сам – сидел под облепихой, ягоды которой уже налились жёлтым соком, и ковырял заусенец на пальце.

– Ты пришёл, – обрадовался я.

Джаред слизнул с пальца выступившую капельку крови и шмыгнул носом:

– Омар меня наказал.

– За что? – я присел рядом с ним. – Узнал про нашу дружбу?

– Нет, ты что, – испугался Джаред. – Просто я провинился. Забудь, – он поморщился.

Ветер отогнул ворот его курты, и я увидел синяк чуть левее ключицы.

– Омар что, бил тебя? – я указал пальцем на отметину.

– Я провинился, – упрямо повторил Джаред.

– А ну иди сюда, – вскочив, я сграбастал его за шкирку и принялся задирать курту, с трудом выдёргивая из-под его задницы длиннополую, до колена, рубаху.

Спина Джаред бала покрыта лиловыми и жёлтыми – старыми – синяками.

– Чем он тебя так? – сухо спросил я.

– Палкой, – ответил Джаред.

– Он и мать твою бил, – догадался я.

Джаред кивнул.

Во мне клокотала ярость. Подобрав с земли винтовку, я сжал рукоять, но Джаред перехватил ствол и молча покачал головой:

– Дженсен, у меня всё в порядке.

– Ни черта не в порядке! – заорал я. – Как он посмел поднять на тебя руку?

Джаред в ответ лишь мягко улыбнулся и потянул ствол на себя, заставляя меня сесть.

– Может, помазать чем? – предложил я. – Хочешь, попрошу у нашего дока мазь?

– Не стоит, – отказался Джаред. – Не беспокойся, на мне всё быстро заживает, как на собаке. Это всего лишь правила игры, которые надо соблюдать, чтобы выжить здесь.

– Так что ты всё-таки натворил? – полюбопытствовал я.

– Пропустил пятничную молитву, – наморщил нос Джаред.

Протянув руку, я осторожно коснулся самыми кончиками пальцев синяка на его пояснице. Джаред не протестовал, и я, осмелев, повёл ладонью выше, оглаживая острые лопатки и худые широкие плечи. Джаред выгибался по-кошачьи, подставляясь под нехитрую ласку, жмурился и всхлипывал. Мне хотелось проследить дорожку синяков на его спине языком, прикусить зубами загривок, завалить на жухлую траву, подминая под себя… я резко убрал руку, и Джаред, будто очнувшись, быстро одёрнул курту.

***

В октябре сильно похолодало, так что теперь, сидя у реки, Джаред обычно выстукивал зубами дробь. Одет он был плохо – сверху курты на нём красовался старый шерстяной свитер, а на голову и горло он наматывал чадар . Пару раз я пробовал накинуть ему на плечи свою куртку, но Джаред неизменно отказывался.

***

В один из дней он был необыкновенно молчалив и задумчив, на все мои расспросы и попытки растормошить его, лишь отмахивался, а уходя, вдруг сказал:

– Дженсен, возвращайся сегодня в полночь, я буду ждать тебя здесь.

– Ты никак решил назначить мне свидание, – рассмеялся я.

– Типа того, – Джаред с преувеличенным интересом разглядывал мысы своих кроссовок. – Придёшь? – он заглянул мне в глаза. – Пожалуйста.

– Ладно-ладно, – успокоил я его. – Приду, если не сломаю себе шею, пока буду добираться в темноте.

– Я могу подождать тебя на реке у заставы, – Джаред с отчаянием смотрел на меня, – и мы дойдём сюда вместе.

– Хорошо, – согласился я, прикидывая, удастся ли мне улизнуть ночью из-под бдительного ока капитана Хилла.

– Хорошо, – с облегчением выдохнул Джаред.

***

Ночь выдалась тёмная, безлунная; низко висевшие облака закрывали звёзды. Я спотыкался на каждом шагу, пока Джаред упорно тащил меня за собой, вцепившись в мою ладонь. Когда мы, судя по всему, пришли к облепихе – я не видел ни зги – он бросил на землю свой чадар и неуклюже плюхнулся на него, похлопал ладонью, предлагая сесть рядом.

– Слушай, я ненадолго, капитан с меня шкуру спустит… – Джаред не дал договорить, отчаянно и не умело впившись губами мне в губы.

Я был поражён таким напором, а он продолжал целовать меня, постанывая, и я, отложив винтовку, вцепился пальцами обеих рук ему в волосы. Джаред опрокинулся на спину, увлекая меня за собой, я медленно провёл языком по подставленной шее, размышляя, как бы его лучше вытряхнуть из дурацких тряпок, как вдруг тишину ночи вспорола автоматная очередь Калашникова. Я вскочил на ноги, а со стороны заставы уже слышалось тарахтение пулемёта.

Повернувшись к Джареду, я буквально уткнулся в ствол собственной винтовки, нацеленной мне в грудь.

– Сядь и не рыпайся, – отчеканил он, медленно отступая в сторону кустов. – Руки держи так, чтобы я их видел.

– Ты что творишь? – я шагнул было к нему, и в эту же секунду пуля чиркнула о камень у моих ног.

– Я ведь сказал, не рыпайся, – повторил Джаред. – Я хорошо стреляю, и лучше тебе поверить мне на слово – здесь каждый трёхлетний сопляк умеет обращаться с оружием.

– Это талибы? – я махнул рукой в сторону заставы, где шла ожесточённая перестрелка.

– Да, – подтвердил Джаред.

– И ты знал об их нападении, – рассмеялся я. – Знал, потому что Омар из Талибана?

– Да, – Джаред удобнее перехватил винтовку. – Я не хотел, чтобы тебя убили, – тихо добавил он. – Подожди немного, скоро всё закончится.

– Да ты… я… – у меня не осталось слов. – Почему ты не предупредил о нападении?

– Сядь, – приказал Джаред. – Почему я был должен?

– Потому что ты – американец! – воскликнул я. – Смерть твоего отца, наши ребята, возвращающиеся домой в цинковых гробах, одиннадцатое сентября – неужели это ничего для тебя не значит? Талибы – враги!

– Может быть, они для меня и враги, – помолчав, сказал Джаред. – Но они – моя семья. И другой у меня нет. А теперь сядь и замолчи.

Я сжал кулаки, но всё же подчинился. Джаред, держа меня под прицелом, изредка бросал короткие взгляды в сторону заставы. Выстрелы постепенно стихали – я считал каждый, определяя, какому виду оружия он принадлежал, пытаясь понять, сколько ребят ещё осталось в строю. Когда наступила полная, пугающая тишина, Джаред осторожно опустил винтовку на землю, сказал:

– Прощай, Дженсен, – и растворился в темноте.

А я ещё долго сидел, будучи не в силах двинуться с места, слушал шум реки и комкал в пальцах оставленный Джаредом чадар.

_______________________________________

В октябре 2009 года талибы напали на небольшую американскую заставу в провинции Нуристан на границе с Пакистаном. В ночной перестрелке были убиты восемь военнослужащих США. После этого инцидента американцы оставили базу. С этого времени в провинции Нуристан нет иностранного военного присутствия, все полномочия по контролю за провинцией возложены на афганские силы.