Мост над пропастью, винцест, R

[temnaianimfa]

C неудавшегося «Пледа»

Номер арта: №5
Артер: .AelinAmberJoe.


Автор: Тёмная Нимфа
Бета: –
Название: Мост над пропастью
Жанр: мозгоёбство
Пейринг: винцест
Рейтинг: R
Дисклаймер: Все права принадлежат каналу CW

Они пьют кофе на скамейке в парке. Низкое румяное солнце окрашивает скулы и кончик носа Сэма багрянцем; со стороны гор надвигаются пухнущие снегом облака. Дин думает, хорошо бы успеть свалить из города прежде, чем заметёт единственную дорогу через перевал.

– В следующий раз выберем дело ближе к калифорнийским пляжам, – говорит он.

Сэм хохлится, отчего, лохматый, становится похож на мокрого воробья, и дёргает плечом.

Прошло почти полгода с тех пор, как Дин забрал – про себя он именно этим словом называет всё произошедшее и никак иначе – Сэма из Стэнфорда, но отношения между ними так и не вернулись в привычное русло. За два года Сэм стал другим: более взрослым, серьёзным, отчуждённым. Незнакомым. День за днём Дин нащупывает новые подходы к брату, и временами ему кажется, он идёт по тонкому льду или раскачивающемуся над пропастью мосту: одни неверный шаг – и конец.

Дину хорошо знакомо это ощущение. Когда Сэму исполнилось четырнадцать, они всей школой пошли в дурацкий поход в горы. У Сэма тогда был мерзкий характер, так что по дороге они с Дином поссорились, и Сэм сбежал. Знал, что Дин боится высоты, поэтому перебрался на другую сторону ущелья по гнилому навесному мосту, а затем просто стоял и смотрел на Дина с видом, давай, покажи, на что ты готов пойти ради меня. Пока Дин цеплялся за резавшие кожу ладоней грубые верёвки, чтобы не смотреть вниз, на бурлившую быструю горную реку, он представлял себе, как переломает мелкому паршивцу руки и ноги, вот только доберётся до него.

В итоге руки и ноги Сэма остались целы, но вот по лицу Дин ему несколько раз всё же съездил. Через пару дней вернувшийся с охоты отец, подцепив Сэма за подбородок, лишь в раздражении спросил, откуда синяки. Сэм, и глазом не моргнув, соврал, что огрёб в школе.

– Я же новенький, – беспечно пояснил он и ушёл делать уроки.

Отец тогда красноречиво покосился на сбитые кулаки Дина, но ничего не сказал. Ночью Сэм забрался к нему в кровать и долго вылизывал костяшки, цеплял острыми зубами запёкшуюся корочку на ранках – прощения просил, придурок сумасшедший.

Дин морщится от не вовремя нахлынувших воспоминаний и втягивает голову в плечи. Он смотрит на низкое небо, когда Сэм берёт у него из рук стаканчик и с наслаждением отхлёбывает кофе.

– Эй, у тебя есть свой, – бурчит Дин.

– А может, твой вкуснее, – Сэм делает ещё глоток.

– Конечно, – Дин забирает назад свой кофе. – Чёрный, крепкий, в меру сладкий. Не то, что твоя приторная гадость с молочной пенкой для девчонок.

– А ты помнишь свой самый вкусный кофе? – вдруг спрашивает Сэм.

– Эм… этот? – пожимает плечами Дин.

– А я помню, – Сэм мечтательно улыбается, и Дин ожидает наконец-то какой-нибудь слащавый рассказ про свидание с Джессикой в кофейне или про кофе в постель наутро после их первого раза. От нетерпения он даже разворачивается к Сэму, но тот молчит, и Дин чувствует себя зрителем в театре: спектакль ещё не начался, но в пыльном бархатном занавесе есть прореха, в которую он успел подсмотреть расплывчатые силуэты декораций и главных героев.

– Мне было двенадцать, – улыбается Сэм. – Ты наверняка не помнишь, но мы тогда попали в школу с углублённым изучением математики. Я отставал от класса, прилично так отставал, и учитель, мистер Хилл, считал меня, мягко говоря, не очень умным. Мы должны были писать тест, и я почти неделю просидел за учебниками, спал часа по два в сутки. Мои результаты оказались одними из лучших в параллели. Когда я получил листок с обведённой в красный круг суммой набранных баллов, я вышел в коридор и от усталости попросту сполз по ближайшей стене на пол. Вокруг сновали ученики, спотыкались о мои ноги, что-то говорили мне – я не обращал внимания. А потом подошёл мистер Хилл и молча протянул мне стаканчик кофе.

– Ясно, – кивает Дин. – Ясно. А я вот тоже кое-что вспомнил. Когда ты ещё был маленький, мы с отцом охотились на оборотня. Он застрелил его, и, когда мы сожгли труп, то, падая с ног от усталости, завалились в какую-то придорожную забегаловку. Отец взял два кофе и сандвичи. В них ещё были листья салата, от которых размяк хлеб и… – Дин замолкает. Не было никакого кофе и никаких сандвичей. Они тогда сразу поехали к знакомым забирать Сэма, и Дин всю дорогу переживал, вдруг с ним что-нибудь случилось.

Сэм нечитаемым взглядом смотрит на Дина, и Дин злится на него. Ему холодно – гораздо больше внутри, чем снаружи. Он тщетно пытается согреть ладони о быстро остывающие картонные стенки стаканчика. Сэм непривычным, появившимся у него в Стэнфорде, жестом трёт бровь. На пальце у него тонкий шрам – Дин давно приметил, но всё как-то забывал спросить, откуда.

– Твой палец?.. – кивает он.

– Что? – вначале не понимает Сэм. – А, это. Порезался, когда неудачно пытался приготовить картофельный салат для заседания научного клуба.

– Неумеха, – почти с нежностью говорит Дин. – Впрочем, неудивительно, ведь в нашей семье всегда готовил я.

– Ты хотел сказать, заказывал пиццу по телефону, – хмыкает Сэм.

– Эй, я выбирал начинку, – поднимает указательный палец Дин.

– Ну, в этом ты точно достиг небывалых высот, – смеётся Сэм.

Дин хочет сказать, у меня тоже появились новые шрамы, но оставляет слова за стиснутыми зубами.

Облака над их головами наконец-то лопаются, и с неба начинают сыпаться белые хлопья. Дин поднимает воротник, Сэм накидывает капюшон толстовки – они так и продолжают сидеть на скамейке, хотя стоящая недалеко Импала манит тёплым, уютным нутром. Сэму на ресницы налипают снежинки, Дин смотрит на них, а потом, приоткрыв рот, дышит жарко, так что те моментально превращаются в капельки воды.

В постели Дин любит наблюдать, как у Сэма дрожат ресницы, когда он закрывает глаза от удовольствия. Дин поочерёдно целует его тазовые кости, а затем дразнит головку члена губами, прихватывает зубами волоски в паху, тянет, вылизывает долго, мокро. Ему хочется спросить: «А Джессика так делала? А вот так?» Навряд ли, конечно, ведь Джессика была хорошей девочкой, а хорошие девочки не запихивают своим любовникам в задницу пальцы вместе с языком. Если Дин думает о Джессике, у него опадает, и он может бесконечно мучить Сэма, медленно раскрывать его, заставлять дрожать от нетерпения и желания в своих руках.

«Тебе хотя бы было плохо там, без меня? – проглатывает вопрос Дин. – Мне без тебя было. Не то чтобы прям очень плохо, ну, так, вполне себе терпимо. После четверти бутылки виски так точно».

Он чересчур сильно сжимает стаканчик в ладони, и тот мнётся, обливая руки холодным кофе. Сэм подскакивает на скамейке.

– Дин!

– Прости, я задумался, – выкинув стаканчик в урну, он брезгливо отряхивается.

– Что происходит? – спрашивает Сэм.

– С чего ты взял, что что-то происходит?

– Ты сам не свой.

– Это ты сам не свой, – взрывается Дин. – Ты… ты стал другим, – с глупой детской обидой в голосе произносит он.

– Возможно, но какая разница, если мы всё равно снова вынуждены терпеть друг друга на переднем сидении Импалы? – Сэм рисует в воздухе что-то навроде невидимой верёвки между ними или знака бесконечности, и Дин чувствует, как вокруг запястья, пережимая ток крови в венах, привычно затягивается фантомный узел.

Дин знает, двигаться по раскачивающемуся над пропастью мосту не так страшно, если его держит крепкая верёвка.