Мельбурн, начало 1943 года
Мыс Глостер, декабрь, 1943
Леки/Стелла; Леки/Хузер, 400 словПриоткрыв дверь, Стелла бесшумно проскальзывает в комнату. Плавно покачивая бёдрами, она не спеша подходит к постели Леки.
– Я надела чулки, которые ты мне подарил, – шепчет Стелла и грациозно ставит одну ногу на кровать, опираясь на мысок. – Нравится? – подцепив подол лёгкого платья пальцами, она тянет его вверх, и белый хлопок, на котором цветут алые цветы, обнажает чёрную кружевную резинку чулка.
– Нравится, – улыбается Леки. – Красиво. Ты вся красивая.
Стелла тихо смеётся, а затем, изогнувшись, снимает с себя платье и, небрежно бросив его на пол, садится на Леки сверху. Она прекрасна в своём бесстыдстве. Её волосы пахнут луговыми травами; кожа тёплая, согретая за день яркими лучами жаркого австралийского солнца, а губы мягкие и пьяные от домашнего вина – Леки целует их и никак не может напиться. Стелла обнимает его крепко, такая худая, гибкая, мраморно-нагая в густом чернильном сумраке комнаты, похожая на античную статую древнегреческой богини. И Леки поклоняется ей: поймав руку Стеллы, он целует кончики пальцев.
– Глупый, – говорит та и гладит его по волосам.
Когда Стелла уходит к себе – чтобы мама ни о чём не узнала – Леки обнимает руками подушку и засыпает счастливый. На границе яви и сна, он думает о Хузере, который сейчас наверняка кутается в грубое одеяло, ворочаясь на неудобной раскладушке, на стадионе.
Хузера Леки встречает следующим вечером – тот безобразно пьян и беззаботно весел.
– Как хорошо, как же хорошо, Леки! – Хузер заваливается на него, и Леки помогает ему устоять на ногах.
– Давай-ка я доведу тебя, пьянь, – он тянет Хузера за собой, а тот виснет на нём, и Леки понятия не имеет, где Хузер умудрился так набраться. Он грязный, его волосы рыжие от мельбурнской пыли, от него тонко пахнет духами, и он всё твердит это своё:
– Как же хорошо, Леки, как же…
Они все сейчас, как первые европейцы, причалившие на своих кораблях к Австралии, сполна пытаются взять всё то, что даёт им эта благословенная Богом щедрая земля. Впереди их ждёт война – надо успеть пожить сейчас.
Леки притягивает Хузера к себе и глупо, неуклюже целует того в макушку.
Потом, в декабре, на мысе Глостер, когда их заливает дождями, Хузер, накинув свой плащ на последний ящик с патронами, жмётся к Леки в бесполезной попытке согреться. Они сидят задницей в какой-то жиже, в которую уже давно превратилась вся земля вокруг. Леки – для верности – обнимает Хузера, и ему кажется, что от мокрых волос того пахнет влажной овечьей шерстью, как от тех самых одеял, которые им выдали на стадионе Мельбурна, когда-то тогда, в другой жизни.