How fucked are we now, on Guadalcanal?
Леки, Вера, 300 словЛеки пишет:
«Здравствуй, дорогая Вера. Остров, на котором мы высадились, напоминает мне райский уголок, навроде того, который изображают на рекламных плакатах Coca-Cola – ты, должно быть, видела: там влюблённая парочка лежит на мелком белом песке в резной тени от широких листьев кокосовых пальм и потягивает прохладную газировку через трубочку из бутылочки, одной на двоих. Впрочем, ту рекламу снимали, кажется, на Гавайях, а Гуадалканал – он совсем другой. Когда я был маленьким и запоем читал книги о морских путешествиях, то в моих фантазиях именно на таком острове кровожадные пираты зарывали свои клады. Здесь есть небольшая удобная бухта, куда мог бы причаливать средневековый корабль, и, кто знает, может быть, на этом острове действительно зарыты сокровища. Говорят, на том месте, где пираты закапывали клад, они оставляли мертвеца, дабы его не упокоенный дух охранял их богатства…»
Леки пишет:
«Здравствуй, дорогая Вера. Ты мне сегодня снилась, под самое утро. Мы гуляли под руку по нашей улице, и все чинно кивали нам при встрече. На тебе были надеты чёрные перчатки, миленькая шляпка, и ты зябко куталась в пальто – шёл снег. Наверное, я соскучился по снегу. Скоро у вас наступит зима, а здесь – лето. Приближается сезон дождей…»
Леки пишет:
«Здравствуй, дорогая Вера. Вот уже неделю на Гуадалканале идёт дождь. Всё словно набухло и пропиталось влагой. Мой друг, Хузер, простыл. Он постоянно шмыгает носом и чихает и напоминает мне старого пса моей тётки. Тот был такой же грязный, лохматый и вечно простуженный. Когда он чихал, его морда принимала такое смешное скорбное выражение…»
Леки пишет:
«Здравствуй, дорогая Вера. Сегодня ночью японцы пытались прорвать нашу линию обороны. Мы превратили этот райский остров в ад: весь берег усеян трупами; белый песок стал багровым. Думаю, теперь пираты могут не бояться за сохранность своих сокровищ…»
Леки пишет:
«Здравствуй, дорогая Вера…»
Леки пишет…
… пишет…
… пишет…
… пишет, чтобы не отправить ни одного письма.