Как говорил Карлосон, продолжаем разговор. За СПН команду я написала 3 текста (хотя должна была 1, но когда я вообще писала только 1 текст на фест?). Никогда больше не буду писать тексты на кинки ( Я страдала, потому что этот текст из таких, когда нужно поставить точку до энцы >< Собственно говоря, он и был таким, пока меня не прокатили с выкладкой. *пафосно* Это должна была быть драма. Ладно, мне надо заткнуться *_* Но ой, да, простите за название )))
Зато Рэйвел сделала мне абсолютно потрясающие иллюстрации Моя любимая - с Женевьев

Забыла подписать, у меня вообще фик должен был заканчиваться фразой "Второй раз они занимаются сексом на свадьбе Джареда" - но фраза не вписалась, но это намёк на ХЭ!

Название: Благословлённый Богом
Автор: Тёмная Нимфа
Бета: Котик
Оформление и иллюстрации: Рэйвел
Дисклеймер: данная работа является вымыслом и никакого отношения к реальным людям, в ней упомянутым, не имеет
Пейринг: Дж2 (они меняются)
Размер: мини
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: NC-17
Саммари: Джаред влюблён в Дженсена

читать дальше

Джаред влюблён в Дженсена. Вот так просто, по-девчачьи глупо, неправильно и… напрасно. Мама всегда говорила Джареду: «Благословлён Богом тот, в чьём сердце живёт любовь, даже если она безответная. Любовь наполняет нашу жизнь смыслом, раскрашивает её в яркие цвета. Люби и будь счастлив этим». Джаред любит, но он не счастлив. Он болен. А каким ещё словом можно назвать то ненормальное состояние, в которое он впадает в присутствии Дженсена: температура подскакивает, внутренности тянет до тошноты, голос хрипит и срывается.

Дженсен классный: с ним комфортно жить в одном доме, всегда можно попить пиво после тяжёлой съёмочной недели, подурачиться на площадке, закинуть на него ногу перед объективами сотни камер во время какого-нибудь награждения – но они лишь друзья, и с некоторых пор Джареда это перестало устраивать. Впрочем, когда это Дженсен считался с его мнением? Он давно проложил в их отношениях незримую черту, за которую лучше не заступать – убьёт.

Джаред каждое утро чувствует себя утончённым мазохистом или посетителем стриптиз-бара – смотреть можно, трогать нельзя – когда встрёпанный сонный Дженсен, позёвывая, в одних трусах курсирует по его кухне от холодильника к кофеварке.

Вечером Дженсен запросто может завалиться к Джареду на диван. Пихнув его пяткой в бедро, он говорит:

– Помассируй мне ступни, – и водружает на Джареда свои конечности.

А Джаред… Джаред, конечно же, массирует Дженсену ступни, любовно взращивая в себе фут-фетиш.

Они могут в шутку подраться за право обладать пультом, и Дженсен, стащив Джареда на пол, будет долго возиться с ним на ковре, пока Джаред – в силу некоторых пикантных обстоятельств – не признает своё поражение.

И да, при всём при этом они просто друзья потому, что даже тогда, когда голова Дженсена лежит на коленях у Джареда во время просмотра очередного не очень интересного кино, и всё, о чём в тот момент может думать Джаред, это как некрасиво получится, упрись он сейчас возбуждённым членом лучшему другу в затылок, так вот даже тогда Джаред чувствует стену, возведённую между ними Дженсеном.

Иногда Джареду звонит мама и очень непрозрачно намекает, что пора бы ему завязывать с разгульным образом жизни. Вздыхая в трубку, она пересказывает достижения внуков всех своих подруг, начиная с первого обкаканного памперса и заканчивая выигранным первенством штата по футболу. Джаред молча кивает в такт её словам, а на фразе про то, что в его возрасте мама с отцом уже воспитывали Джеффа, клятвенно обещает обзавестись семьёй в ближайшем обозримом будущем и вешает трубку.

Когда в договоре появляется пункт о фан-сервисе, Джаред, с одной стороны, рад, ведь теперь он может безнаказанно лапать Дженсена на людях. С другой стороны, его неудовлетворённость вырастает до поистине гигантских размеров, да и Дженсен никак не разделяет его воодушевления. Он в весьма резкой форме заявляет, что не собирается на публике изображать тайно влюблённого в Джареда идиота, и Джаред на конвенциях может отдуваться за них двоих. Джаред не против. К тому же, ему не надо ничего изображать. Он жалеет лишь о том, что и у фан-сервиса есть свои пределы, поэтому нельзя на сцене оседлать бёдра Дженсена, чтобы показать всем и каждому – в зале, интернете, мире – кому Дженсен на самом деле принадлежит. Хотя… он не принадлежит.

Джаред всегда честен с собой и окружающими, поэтому однажды он признаётся Дженсену:

– Я тебя люблю.

Дженсен, приоткрыв рот, хлопает ресницами, а затем осторожно говорит:

– Знаю, я тоже люблю тебя, чувак. – Свои слова он подкрепляет дружеским похлопыванием плеча Джареда.

– Да нет, – мотает головой Джаред. – Ты не понял. Я люблю. Тебя.

Дженсен морщится, как будто признание Джареда причиняет ему боль.

– Джей… – выдыхает он и замолкает.

Джаред расценивает выражение его лица как «мне надо подумать». То есть, с большей долей вероятности, он себе это нафантазировал, и в данный момент ни черта лицо Дженсена не выражает, но Джаред не против считать, что Дженсену надо дать немного времени: день, неделю, месяц, грёбаную вечность – Джаред может ждать бесконечно потому, что в своей влюблённости он уже дошёл до той стадии, когда махнуть рукой и сказать: «Да пошло оно всё!» – невозможно.

А жизнь дальше идёт своим чередом. Джаред всё так же готов душу заложить за предназначенную лишь ему одному тёплую улыбку Дженсена. Если Дженсену вольно смотреть футбол, притершись бедром к его бедру, швыряться попкорном, а затем выбирать его из волос Джареда, прочёсывая спутавшиеся пряди пальцами и легонько массируя кожу головы – пожалуйста, Джаред не против. Чего ни позволишь лучшему другу! Он с наслаждением в очередной раз вывернет себя для Дженсена наизнанку. Их отношения – это словно надавить пальцем на огнестрельное ранение, так чтобы брызнула кровь. Словно мчаться на полной скорости по встречной полосе с выключенными фарами – неминуемая катастрофа. Словно ходить по тонкому лезвию опасной бритвы… Когда Джареду надоедает выдумывать идиотские патетичные сравнения, он целует Дженсена.

Они стоят посреди трейлера, Джаред рассказывает Дженсену очередную смешную байку, нелепо размахивая руками и подпрыгивая от возбуждения, Дженсен широко улыбается, слушая его, и он сейчас такой притягательный, что Джаред не выдерживает – шагнув вперёд, обхватывает лицо Дженсена ладонями и прижимается губами к его губам. Дженсен – не иначе как от удивления – приоткрывает рот, и Джаред, обмирая от восторга, скользит языком внутрь, проводит им по острой кромке верхних зубов, поглаживает нёбо. Дженсен на поцелуй никак не реагирует: не отвечает, не шевелится даже, его руки, словно плети, висят вдоль туловища – но он позволяет Джареду целовать себя, и о чём ещё можно мечтать? Конечно, это не самый лучший поцелуй в жизни Джареда, но определённо самый долгожданный.

А потом Дженсен отстраняется и говорит:

– Джей, я сделал Данниль предложение. Мы собираемся пожениться.

В первую секунду Джаред не понимает, о чём идёт речь, потому что у него на губах и языке всё ещё вкус Дженсена, а это немного затрудняет мыслительный процесс, но, наконец, до него доходит.

– Как? – удивлённо спрашивает он.

Дженсен разводит руками.

«Нет, – думает Джаред. – Нет-нет-нет. Только не так!»

Да почему вообще так? За что – с ним? Зачем Дженсен позволил себя поцеловать? Джаред, черепная коробка которого больше не в состоянии вмещать столько мыслей и чувств одновременно, смотрит на Дженсена с неверием, ощущая себя обманутым ребёнком. И чёрт бы с ним с этим проклятым поцелуем, но они вроде бы как по-дружески могли обсудить помолвку Дженсена. Он должен был сказать заранее. Должен был посоветоваться. Или не должен?

– Джей, – Дженсен протягивает руку, и его голос полон раскаяния, но Джаред выдыхает:

– Да пошёл ты! – и вылетает из трейлера, пока не скатился в некрасивую бабскую истерику – благо, это трейлер Дженсена, поэтому можно отправиться к себе зализывать огнестрельные ранения.

Неделю они не разговаривают больше положенного по сценарию минимума, а потом Джаред звонит Женевьев.

– Выходи за меня, – предлагает он.

Видимо, Женевьев ест, потому что, судя по звукам, она давится.

– Ну а что? – продолжает Джаред. – Ты нравишься моим родителям. Ты неплохая партия. И… – он задумывается.

– Ничего не вышло с Эклзом? – интересуется Женевьев вполне невинно, но от её вопроса почему-то хочется пойти в туалет и выблевать все внутренности вместе с дурацким сердцем. – Слушай, скинь мне телефон твоего юриста. Если нас обоих устроит брачный договор, можешь покупать кольцо.

– Ага, – отзывается Джаред, сбрасывает вызов и звонит маме сообщить радостную весть – почему-то он точно уверен, что брачный договор устроит обе стороны.

О помолвке Джаред объявляет во время съёмочного дня. Женевьев стоит посреди площадки и, вытянув вперёд худую руку, демонстрирует всем кольцо на костлявом безымянном пальце. Все начинают аплодировать и поздравлять Джареда; Женевьев, довольно улыбаясь, смотрит на него, Джаред смотрит на Дженсена, а Дженсен… Дженсен никуда не смотрит, стоит со снулым видом. Джареду хочется подойти к нему и, встряхнув хорошенько, спросить: «Что ты сейчас чувствуешь, Дженсен? Ты вообще, сука, хоть что-нибудь чувствуешь?» Но вместо этого он подходит к Женевьев и под одобрительный свист целует её. А вечером напивается. С Дженсеном.

Дженсен заваливается к Джареду в трейлер и ставит на журнальный столик бутылку виски.

– Мы должны отметить наши помолвки, чувак, – убеждённо говорит он.

Вместо ответа Джаред достаёт стаканы, наполняет их до краёв и залпом осушает свой – пустой желудок ошпаривает алкоголем, но так даже лучше.

Первые полбутылки они молчат, а затем Дженсен говорит:

– Я думал, это всё исправит, но нет!

Джаред не понимает, что тот имеет в виду, но на всякий случай кивает с умным видом.

– Я так больше не могу, – заявляет Дженсен и зачем-то пихает Джареда в плечо.

– Что? – поднимает на него расфокусированный взгляд Джаред.

– Я тебя ненавижу, – цедит Дженсен сквозь зубы. – Нет, не так, я себя ненавижу.

– Дженс, что происходит? – хмурится Джаред.

– Что происходит? – взвивается Дженсен. – Что происходит?! Вот что, мать твою, происходит, – и он впивается в губы Джареда то ли поцелуем, то ли укусом.

Мозги и рот Джареда в этот момент начинают жить разными жизнями, потому что, с одной стороны, Джаред прекрасно знает, им с Дженсеном не стоит это делать, но с другой – он зачем-то пытается вылизать языком заднюю стенку его горла. В итоге, Джареду всё же удается, упершись ладонями Дженсену в грудь, отпихнуть того от себя, но Дженсен лишь отталкивает его руки и снова притягивает для поцелуя, мокрого, грязного, обалденного.

У Джареда встаёт и он, сожалея, что не индийский йог, пытается извернуться немыслимым образом и потереться о бедро Дженсена. Но стоит ему лишь осуществить задуманное, Дженсен в панике скатывается с дивана.

– Что? – обиженно тянет Джаред.

– Мы не должны, – отрезает Дженсен. – Прости, но я не хочу запутаться ещё больше. Господи, Джей, зачем ты вообще влез в мою жизнь? Всё было так легко и просто, а потом появился ты, настырный, упорный, прущий напролом. И этот фан-сервис дурацкий. И фанаты, сующие свои вездесущие длинные носы в нашу личную жизнь. Я не просил тебя…

Джаред молча поднимается с дивана, подходит к Дженсену и со всей силы бьёт его – кулаком под дых, иначе завтра Дину Винчестеру пришлось бы щеголять внезапно появившимся фингалом.

– Слушай, – тихо, но внятно произносит он, – а я не просил тебя делать предложение Данниль.

Согнувшийся пополам Дженсен, хватая раскрытым ртом воздух, силится что-то ответить, но затем просто оседает на пол и прячет лицо в ладонях. Джаред приземляется рядом, думая о том, что жизнь – дерьмо.

Дальше они оба продолжают жить по инерции: общаются, снимаются, готовятся к свадьбе. Теперь мама звонит Джареду в пять раз чаще, чем прежде.

– Ты благословлён Богом, сынок, – щебечет она в трубку, – тебе досталась такая прекрасная невеста. Вы очаровательная пара. Надеюсь, Женевьев не станет затягивать с рождением ребёнка, а то современные девушки помешаны на карьере. Кстати, я тут составила предварительный список гостей с нашей стороны…

– Угум, – многозначительно реагирует Джаред – просто верх красноречия!

Дженсену тоже иногда звонят родители – во время этих телефонных разговоров у него на лице появляется испуганно-затравленное выражение, и Джареду даже немного жаль его. Но ничего не поделаешь: за что боролись, на то и напоролись.

Иногда Джареду хочется отмотать жизнь назад, как старую киноплёнку, найти какой-то момент, когда всё пошло не так, и исправить его. А иногда – не хочется.

«Люби и будь счастлив этим», – повторяет он про себя. И ждёт. Сам не зная чего, но ждёт. Они ещё не всё до конца выяснили с Дженсеном, а значит, будет третий раунд.

Третий раунд – финальный – наступает, когда Дженсен приходит в трейлер к Джареду за пару недель до свадьбы. Он трезв – Джаред, увы, тоже – собран и рассудителен.

– Мы не можем быть вместе, – начинает Дженсен, усевшись на злосчастный диван, свидетель их неудачной любви. – Карьера полетит к чертям. Родители не поймут: отец, когда моя тётка сказала ему, что лесбиянка, перестал подписывать рождественские приглашения на её имя; а твоя мама – учительница, уверен, она учит детей толерантности, но хватит ли её собственной терпимости на признание сына-гея, который к тому же всю жизнь рос примерным гетеросексуальным мальчиком?

– Ты сейчас меня пытаешься убедить или себя? – ядовито усмехается Джаред.

– Фан-сервис, – весомо говорит Дженсен. – Сейчас мы изображаем пару, которая скрывает свои отношения. А теперь представь, что это была бы не просто строка в контракте, а наша реальная жизнь. Джей, ты заслуживаешь большего, чем ложь длинною в жизнь и быстрый перепих в номере мотеля во время конвенции.

Джаред осторожно присаживается на край дивана.

– Дженс, я взрослый мальчик, и давно уже в состоянии самостоятельно решать, чего заслуживаю. Ага?

– Ты придурок, – качает головой Дженсен. – Слушай, может, мне уйти из сериала? Дин умрёт раз и навсегда. Никаких больше воскрешений, а?

Пододвигаясь ближе, Джаред заглядывает ему в глаза:

– Дин не умрёт, пока жив Сэм. Сэм не позволит… Я не позволю тебе уйти, Дженс.

Дженсен закусывает нижнюю губу.

– Слушай, – Джаред неуверенно кладёт руку ему на колено, – у меня вроде как свадьба, и я хотел попросить в качестве подарка… – он ведёт ладонью вверх по бедру Дженсена. – Всего один раз. Пожалуйста.

Запрокинув голову, Дженсен смеётся:

– Один раз? А ты уверен, что сможешь потом остановиться?

– Да, – врёт Джаред.

Смех Дженсена резко обрывается.

– А я – смогу? – прищуривается он и, ногой отпихнув журнальный столик, тянет Джареда на длинноворсный мягкий ковёр.

Они кубарем скатываются на пол, и Дженсен оказывается под Джаредом. Он ёрзает, устраиваясь удобнее, расставляет согнутые в коленях ноги, освобождая пространство для Джареда, и спрашивает:

– Как ты хочешь?

Джаред, который всё ещё не до конца верит в происходящее, выдаёт лишь:

– Э-э-э.

И Дженсен фыркает:

– Я думал, ты лучше подготовился к этому вопросу.

– Вначале снизу, – отмирает Джаред, – а затем наоборот.

– Да ты горячая штучка, – ухмыляется Дженсен, и Джаред понимает, тот таким образом пытается скрыть свою неуверенность.

Поэтому Джаред садится и, потянув на себя Дженсена, заставляет сесть и его.

– Всё в порядке? – приподнимает бровь тот.

– Да… Да! – Джаред растирает внезапно озябшие ладони. – Так у тебя уже когда-нибудь был секс с парнем?

Дженсен смотрит на него хитрым взглядом.

– А у тебя?

– Нет, – признаётся Джаред. – Вообще-то я считал себя натуралом, пока не познакомился с тобой. И ты не ответил на мой вопрос.

Дженсен, протянув руку, пальцами касается его губ, поглаживает еле весомо, и Джаред начинает терять нить разговора.

– Да, были. Скажем так, я не считал себя натуралом даже до знакомства с тобой.

– Эм… хорошо, – выдавливает Джаред, и Дженсен закатывает глаза, а затем целует его.

Их третий поцелуй не похож на первые два: он неспешный, невыносимо тягучий и опьяняющий. Положив Джареду ладонь на затылок, Дженсен большим пальцем поглаживает ему кожу за ухом – Джаред раньше и не предполагал, что это место такое чувствительное. Он на пробу стискивает в кулаке футболку на животе Дженсена, и тот стонет ему в рот.

– Так, ладно, – говорит Джаред, чуть отстраняясь, – думаю, нам нужны презервативы и смазка. Презервативов у меня нет.

– У меня тоже, – пожимает плечами Дженсен, а Джаред не может отвести взгляд от его покрасневших губ. – Но я чист. Ты же знаешь, у меня никого нет, а Данниль это так… ширма.

Джаред силится сказать хоть что-то, но грудную клетку изнутри распирает ощущением невероятного счастья, поэтому, пока у него с хрустом не треснули рёбра, он сбегает искать какой-нибудь жирный крем. Дженсен с интересом наблюдает за его метаниями по трейлеру и подкалывает:

– Да ты упорный, – когда Джаред, плюхнувшись обратно на ковёр, впихивает ему в руку тюбик.

– Тебе это во мне нравится.

– Возможно.

Дженсен, сграбастав ворот футболки, собирается стянуть её через голову, но Джаред не позволяет:

– Сам хочу. – Раз уж ему ничего не светит, кроме этого раза, он собирается получить ощущения по полной программе.

– Ладно, – разрешает Дженсен.

Джаред раздевает его медленно и вдумчиво: снимает футболку, долго ковыряется с ремнём и застёжками на джинсах, но, наконец, стаскивает их и окидывает взглядом фигуру Дженсена. Джаред десятки раз до этого видел его в трусах, но никогда раньше у Дженсена не стоял – сейчас же Джареда гипнотизирует довольно внушительных размеров бугор под белым хлопком трусов.

– Иди-ка сюда, пока ты не начал поклоняться моему члену. – Опрокинув его на спину, Дженсен проводит языком по шее Джареда и прикусывает мочку уха. – Теперь моя очередь тебя раздевать.

Джаред согласно кивает, и Дженсен буквально вытряхивает его из одежды. Джаред не успевает опомниться, как уже лежит голой задницей на ковре, а Дженсен, опираясь руками по обе стороны от его головы, с хищным выражением лица нависает сверху.

– Как же долго я этого ждал, – выдыхает он.

Джаред ждал не меньше, поэтому он жалобно скулит и тянется к Дженсену. Тот быстро целует его в губы, а затем садится и выдавливает на пальцы крем.

– Жарьте только на растительном, – оповещает он и лезет ладонью Джареду под яйца.

– Эй, – дёргается Джаред, – я рассчитывал на прелюдию.

– Ну, извини, – без нотки сожаления в голосе говорит Дженсен, размазывая крем ему по промежности, и от этой грубости у Джареда рвёт крышу, а Дженсен попросту закидывает его ногу себе на плечо и, укусив под коленом, вставляет в Джареда палец.

– Оу!

– Представляю, что ты скажешь, когда это будет член. – Дженсен осторожно добавляет второй палец и всё же замирает, давая Джареду время привыкнуть.

Джаред прислушивается к ощущениям: не так уж, чтобы больно, но и не очень-то приятно. Впрочем, дело идёт на лад, когда Дженсен обхватывает ладонью его член и начинает дрочить одновременно с движениями пальцев. Он растягивает Джареда до тех пор, пока Джаред не пихает его кулаком в плечо со словами:

– Давай уже.

– Как знаешь, – ухмыляется Дженсен и надавливает головкой члена на его чуть саднящий анус.

Он сразу задаёт такой темп, что Джаред, спина которого елозит туда-обратно по ковру, прикусывает кулак, чтобы не орать. Дженсен трахает его, уткнувшись губами Джареду в горящее ухо и, не затыкаясь, несёт какую-то чушь. Пока Джаред пытается сообразить, что же такого замечательного в однополом сексе, Дженсен вытаскивает из него член и за несколько движений кулаком доводит себя до разрядки.

– Эй! – Джаред с возмущением оглядывает свой забрызганный спермой живот.

– Так лучше. Так надо, понимаешь? – тараторит Дженсен.

Джаред ничего не понимает, но переспросить не успевает – Дженсен сползает вниз по его телу и берёт у него в рот, глубоко, так что носом едва не утыкается Джареду в живот. Охнув, Джаред приподнимается на локтях, чтобы стать свидетелем самой прекрасной сцены на свете: Дженсен Эклз отсасывает ему.

– У тебя божественный рот, – сообщает Джаред.

Дженсен кидает на него убийственный взгляд исподлобья и делает языком какую-то такую штуку, от которой у Джареда звёзды начинают плясать перед глазами. Признаться, он был бы не против провести на этом ковре вечность, лишь бы губы Дженсена были растянуты вокруг его члена, но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, и Джаред с протяжным стоном кончает, ловя за хвост мысль о том, где, интересно, Дженсен научился так качественно делать минет.

– Ну как? – Дженсен приподнимается, и его губы измазаны в сперме – он, морщась, стирает её тыльной стороной ладони.

– Вау! – Джаред уже смирился с тем, что в этот вечер связных предложений он выдать не в состоянии. – Просто вау.

– Отлично.

Судя по всему, Дженсен доволен. Джаред улыбается ему, привалившись затылком к дивану.

– В таком случае, приступим ко второй части, – объявляет Дженсен.

Плюхнувшись на диван, он съезжает вниз по сидению, так что его задница оказывается прямо над лицом Джареда, и берёт в руки крем.

– Сомневаюсь, что ты в курсе, как это правильно делается, – Дженсен вставляет в себя сразу два пальца, и Джаред захлёбывается воздухом, – так что давай-ка я сам.

Джаред, распахнув глаза, смотрит, как Дженсен над ним трахает себя пальцами, растягивает податливые стенки, трёт нежную кожу, оставляя на ней жирные разводы. Это так откровенно, грязно и горячо, что Джаред моментально возбуждается. Дженсен гортанно стонет, и Джаред подскакивает, как ужаленный.

– Дай мне…

Дженсен послушно переворачивается и, уткнувшись лбом в спинку дивана, разводит ладонями ягодицы, бесстыдно выставляясь на показ. Джаред трогает пальцами блестящую от смазки дырку, вставляет сразу оба больших и разводит в стороны – Дженсен, прогибаясь в пояснице, ещё больше подаётся назад.

Джаред медленно въезжает в него членом до самого конца – так что яйца прижимаются к вспотевшей заднице – и останавливается. Дженсен внутри непривычно узкий, и Джареду хочется запомнить это ощущение. Он начинает двигаться не торопясь, словно фотограф собирает моменты по кадрам, которые потом можно будет в памяти пролистать, воссоздавая картинку в динамике. Дженсен под ним крутит задницей, подгоняя, и Джаред сжимает в кулаке его член.

– Ты мой, – он дрочит Дженсену быстрыми рваными движениями. – Мой со всеми потрохами. Усёк? Никому не отдам. Никуда не денешься, даже не рыпайся.

Дженсен хрипит что-то неразборчиво и заливает спермой обивку дивана. Джаред кончает практически следом.

Дженсен, потирая поясницу, распрямляется и, подобрав вещи, начинает быстро одеваться. В глаза Джареду он не смотрит. Джаред хочет что-то сказать, но язык будто присыхает к нёбу, поэтому он просто позволяет Дженсену уйти, а затем, чертыхнувшись, валится на диван – прямо голой задницей в остывшую липкую лужу.

Жизнь рисует весьма нерадужные перспективы.

Оставшиеся две недели до свадьбы Джаред проводит в обнимку с бутылкой. Потом на подгибающихся ногах он ведёт Женевьев к алтарю, слушает слова священника о благословлённом Богом союзе, отвечает «да» и принимает поздравления.

В толпе гостей Джаред находит взглядом Дженсена – тот стоит, засунув руки в карманы брюк, смотрит на него, а затем широко улыбается, и окружающая действительность смазывается в сплошное серое пятно. Джаред улыбается в ответ, размышляя над тем, что всё не так уж и плохо, ведь у него впереди по-прежнему в запасе остаётся грёбаная вечность.

@темы: J2, РПС, фестово, фото/коллажи/картинки, фанфикшен

Потихоньку тащу своё с Битвы РПФ-фандомов. Сначала гпшное ))) Эта история была первой, которую я написала, свалив от мужа. У меня же вообще, начиная с Баек, был звиздец в плане написания текстов - как показатель общего состояния, но мы не будем о грустном. В общем, меня этим текстом накрыло, да так, что я села и накатала его на бумажке за несколько дней - у меня тогда компьютера в моей квартире ещё не было. Потом перепечатала )))) И ЫЫЫ в итоге, этот фик занял 2 место в читательском голосовании - не хватило 1 балла до первого места - и это круто, потому что для меня это очень большой показатель, что в жизни всё хорошо, если мне пишется ))) Тома я тут списывала с себя - это я хожу в мороз в летних кроссовках, потому что не нажила в браке зимней обуви, но это такая мелочь, к слову сказать. Вышло совсем-совсем АУ, романтично-сопливо-флаффное и тёплое и спасибо тем, кто ставил мне единички за этот текст, вы сделали гораздо больше для меня, чем просто проголосовали. Серьёзно!

Название: Седьмая встреча (внезапно подумала, что лучше было бы назвать текст "Восьмая встреча", ну, на следующий раз эту мысль запомню)
Автор: Тёмная Нимфа
Бета: Котик
Оформление: Marciana
Дисклеймер: данная работа является вымыслом и никакого отношения к реальным людям, в ней упомянутым, не имеет
Пейринг: Дэниел Рэдклифф/Том Фелтон
Размер: мини
Категория: слэш
Жанр: романс, ust
Рейтинг: PG-13
Саммари: рассказ о доверии, терпении и некоторых упёртых асоциальных личностях
Примечание: во время очередного топливного кризиса в Великобритании появился сайт «для знакомства» водителей, которые могли бы подвозить друг друга до работы и обратно, если им по пути, и таким образом экономили бензин. Кажется, сайт востребован до сих пор, и наши герои познакомились именно там

читать дальше

На экране навигатора высветилась надпись: "Вы прибыли в пункт назначения". Взглянув на припорошенный снегом номер дома, Дэн припарковал машину напротив подъезда с высокой лестницей. По ступеням как раз спускался парень, сжимая под мышкой тубус и бережно обнимая обеими руками папку, такую огромную, что Дэну из-за неё было видно только лицо парня с надвинутой до самых бровей серой шапкой и ноги, весьма нелогично обутые в кеды.

Парень осторожно ступил одной ногой на тротуар, изогнувшись, попытался поправить бедром съехавший тубус, и тут другая его нога соскользнула со ступени. Нелепо взмахнув руками, парень шлёпнулся на задницу; тубус откатился в сторону, а папка, подлетев вверх, раскрылась, и на грязный, истоптанный прохожими снег посыпались рисунки. Парень, испуганно распахнув глаза, бросился их подбирать, а ветер, будто шутя, подхватил несколько листов и погнал по улице вместе с колючими крупицами снежинок. Выскочив из машины, Дэн догнал разлетевшиеся рисунки, и вдвоём с парнем они кое-как всё собрали.

- Держи, - Дэн протянул ему стопку.

Парень, подняв на него взгляд, чересчур резко выхватил листы, но потом, видимо, сообразив, что Дэн всего лишь хотел помочь, пробормотал:

- Спасибо.

Он уселся прямо на ледяной камень нижней ступени и, разведя колени, пристроил сверху папку, на которой принялся бережно разглаживать бумагу. Снежинки на рисунках быстро таяли - капли распускались бутонами неизвестных ботанике цветов, оставляя красивые, словно бензиновые разводы на асфальте, пятна.

- Нет-нет-нет, - простонал парень, пытаясь промокнуть их пальцами. - Ну, почему я такой "везучий"?

Отсортировав испорченные рисунки под низ, он аккуратно сложил все в папку и туго затянул тесёмки. Дэн поднял тубус, закатившийся чуть ли не под днище его автомобиля, и поставил на ступеньку рядом с машинально гладившим папку парнем.

- Всё в порядке?

Парень, задрав голову, посмотрел на него, свёл тонкие брови к переносице; его шапка сбилась, и из-под неё торчали спутавшиеся светлые пряди чёлки.

- Да... Нет... - он потёр покрасневшими от холода руками лицо.

Дэн оглядел его: поношенные кеды с высокой шнуровкой выглядывали из-под задравшихся штанин старых, впрочем, выглядевших опрятно, джинсов; осеннее пальто и зимний, толстой вязки, шарф, в несколько слоёв обмотанный вокруг шеи, смотрелись глупо, да и навряд ли пальто могло согреть в такой мороз. Дэн поёжился от очередного пронизывавшего порыва ветра:

- Помощь нужна?

- Нет, спасибо, - помотал головой из стороны в сторону парень. - Я жду кое-кого. Меня должны подвести.

- Погоди, - улыбнулся Дэн, - а ты случайно не Том?

- Том, - подтвердил парень, вновь нахмурившись, но затем складки на его лбу разгладились. - Ты Дэниел?

- Дэн, - он протянул Тому руку. - Приятно познакомиться.

Так произошла их первая встреча.

Рукопожатие Тома оказалось неуверенным. Он поднялся и нерешительно взглянул на машину Дэна:

- Мы можем положить папку на заднее сидение? Не хотелось бы везти её в багажнике.

- Конечно, - Дэн распахнул дверь. - Давай сюда.

Том с величайшей осторожностью пристроил тубус и папку, убедился, что та не упадёт, и удовлетворённо улыбнулся:

- Готово.

- Тогда поехали, - обойдя автомобиль, Дэн сел за руль и повернул ключ зажигания.

Том отчего-то неуверенно потоптался на месте, но потом всё же залез в машину и аккуратно прикрыл за собой дверь.

- Холодно сегодня, - покосившись на Дэна, будто спрашивая разрешения, он протянул руки к печке, грея ладони.

Дэн прибавил мощности на деление и, вывернув на дорогу, пристроился в ряду медленно ползших машин - пробка.

- Значит, ты художник?

- Да, - Том положил отогретые руки на колени. - Иногда подрабатываю фри-лансером, рисую рекламу.

- Здорово, - рассмеялся Дэн. - А я сотрудник независимой ассоциации маркетинговых консультантов, исследую эффективность визуальной графической рекламы. Так что мы почти коллеги. Даже больше скажу: благодаря таким, как ты, я получаю хорошую зарплату. Можешь требовать с меня проценты.

- Эм... - Том моргнул. - Да.

Его немногословность Дэн решил списать на то, что Том здорово околел, пока перебирал свои рисунки.

- Впервые пользуешься сайтом?

Том кивнул:

- Слышал давно, а вот еду с кем-то да, впервые. А ты? - видимо, он всё же решил поддержать разговор.

Посмотрев в зеркало заднего вида, Дэн перестроился из ряда в ряд - этот, вроде, двигался бодрее:

- Я много раз подвозил разных людей. Мне нравится компания по утрам, помогает проснуться.

- Ты добрый, - невпопад выпалил Том и, стушевавшись, отвернулся к окну. - Прости, собеседник из меня так себе. Не повезло тебе сегодня с попутчиком.

- Каждое новое знакомство - это везение, - с философским видом заметил Дэн. - Хочешь, послушаем радио? Можешь сам выбрать радиостанцию.

- Не боишься умереть со скуки? - Том, пикая кнопками, выставил частоту, и из динамиков полился глубокий картавый голос француженки.

- Всегда любил расширять кругозор, - подмигнул ему Дэн. - О чём она поёт?

- Я не знаю французского, - пожал плечами Том. - Просто нравится эта радиостанция. Ретро, - пояснил он таким тоном, будто это его "ретро" всё объясняло.

Они успели прослушать шесть песен, не прерываемых навязчивой рекламой, прежде чем Дэн кивнул:

- Мы почти приехали. Где тебя высадить?

- На углу, - указал рукой Том, - у остановки. Спасибо тебе большое.

- Не за что, - отмахнулся Дэн. - Если что, пиши.

- Навряд ли, - покачал головой Том. - Я работаю дома. Просто сейчас у меня собеседование с новым заказчиком, так что сегодня исключительный случай, по которому я выполз из своего панциря. Но, если что, обязательно напишу, - быстро добавил он и вышел из машины.

Вынув папку, Том пристроил её на скамье автобусной остановки, и взял тубус.

- Счастливо, - он захлопнул дверь.

- Ага, - Дэн, почувствовав странный укол разочарования от того, что их с Томом совместная поездка закончилась, выключил радио, обрывая поток французских слов.

Он подъехал к перекрёстку с горевшим красным светофором и, затормозив, обернулся: Том сидел на скамье, болтая ногой. Дэн опустил стекло:

- Эй, тебе что, ещё на автобусе ехать?

Светофор переключился на зелёный, и ответ Тома потонул в гудке какого-то нетерпеливого водителя.

- Что? - переспросил Дэн, мысленно посылая всех.

- У меня ещё есть время до собеседования, - прокричал Том.

Дэн кивнул в знак понимания и, резко вывернув руль, припарковал машину в неположенном месте.

- Пойдём выпьем кофе, - сказал он опешившему Тому.

- Я не пью кофе, - попытался отказаться тот.

- Тогда чай, - Дэн подхватил тубус и решительно зашагал к ближайшей кофейне.

- Погоди, - Том скакал за ним в обнимку с папкой, поскальзываясь на каждом шагу в своих дурацких кедах. - Тебе разве не надо на работу?

- Позже, - лаконично ответил Дэн и, ухватив его за локоть, потащил за собой, поддерживая.

Том вылупил глаза, но никак не прокомментировал столь панибратский жест. - Я угощаю, раз уж мы выяснили, что тебе полагается часть от моей зарплаты.

В кафе они разместились в самом дальнем - уютно-тёмном - углу. Дэн наблюдал за сидевшим напротив Томом, который вцепился пальцами в пузатую чашку капуччино. Пальцы у него были длинные, тонкие, музыкальные, как говорила мама Дэна. Она считала, что в детстве у самого Дэна тоже были музыкальные пальцы, поэтому долгое время к ним приходил учитель игры на фортепиано, напоминавший маленькому Дэну жердь с щётками усов. Учитель говорил раскатистым певучим баском и заставлял Дэна отрабатывать бесконечные гаммы. Само собой вырвалось:

- Ты, случайно, ни на чём не играешь? Ну, там скрипка или рояль?

Том оторвался от созерцания капуччино.

- Просто у тебя пальцы такие... - Дэн замялся.

- Какие? - Том с удивлением принялся крутить растопыренной пятернёй, разглядывая её, и у Дэна в гортани пересохло.

- Классные, - выдохнул он, коря себя последними словами.

Том снова вцепился в чашку:

- Нет, я только рисую. Слушай, тебе, что, правда, не надо на работу?

- Надо, но чуть позже, - ответил Дэн. - Я всегда специально пишу время с запасом, чтобы точно успеть отвести попутчиков.

Том понимающе покивал.

- А мне работодатель позвонил вчера и перенёс время собеседования. Было уже часов одиннадцать ночи, и я не знал, как тебя предупредить. Решил, всё равно ехать с тобой, а лишнее время погулять.

- Не слишком-то приятная погода для прогулок, - Дэн посмотрел в окно, мимо которого спешили редкие прохожие, пряча от мокрого снега лица в шарфах.

Том дёрнул худым плечом и натянул рукава свитера, обнаружившегося на нём под пальто, до самых кончиков пальцев.

- Слушай, а ты всех незнакомых людей угощаешь кофе?

- Почему незнакомых? Мы вполне знакомы, - Дэн принялся загибать пальцы: - Я знаю, что тебя зовут Том - это первый факт. Два - ты художник и иногда рисуешь рекламу. Три - ты не умеешь играть на музыкальных инструментах и, видимо, петь. Если только в душе и по-французски, который ты не знаешь - пусть будет факт три с половиной. Думаю, когда я еду на работу, ты ещё спишь - ты ведь не "жаворонок"? - это четыре.

- Нет, не "жаворонок", - Том отхлебнул из чашки, спрятавшись за ней. - Я могу встать рано, если мне для постановки нужен дневной свет, но вообще предпочитаю работать ночью. Так спокойнее, тише.

- Вот видишь, я знаю о тебе целых четыре факта, - Дэн показал Тому кулак с оттопыренным большим пальцем. - Не хочешь для ровного счёта сообщить мне пятый? - он загнул палец.

Том отогнул тот назад:

- Нет, - он поднялся. - Спасибо за кофе, Дэн, мне пора, - и ушёл.

Дэн растеряно посмотрел ему вслед и, подперев голову кулаком, принялся ложкой помешивать остывший кофе.

Их вторая встреча произошла на следующий день. На сайте Дэну пришло сообщение от Тома:

"Я прошёл собеседование. Надо подписать кое-какие документы. Подбросишь? Время то же. Без кофе".

Дэн, не раздумывая, ответил: "Да".

Когда он подъехал к подъезду Тома, тот уже ждал его на улице, сжимая в руках небольшую кожаную папку. Дэн посигналил, и Том сел в машину:

- Привет.

- Доброе утро. Поздравляю с должностью.

- Спасибо, - глаза Тома блеснули.

Его всего занесло снегом: пальто, шапку, даже на кончиках ресниц налипли снежинки, которые тут же превратились в крохотные капли.

Дэн смотрел на Тома и чувствовал себя героем какого-то дешёвого дамского романчика в мягкой засаленной обложке: ресницы эти загнутые, мокрые, разрумянившиеся щёки, губы - то ли потрескавшиеся, то ли изгрызанные - посиневшие от холода.

- Что? - напрягся Том.

- Ты мне нравишься, - глупо сказал Дэн.

Том открыл рот и закрыл рот.

- Чёрт, - Дэн почесал затылок, - неудобно получилось. - Он нажал на педаль газа, трогая машину с места. - Прости.

Том наморщил нос.

- Ладно, я не собираюсь с воплями выпрыгивать из машины на ходу из-за услышанного, расслабься.

Дальнейший путь проходил в молчании. Поток автомобилей двигался с приличной скоростью, и первый раз в жизни Дэн не был рад отсутствию утренней пробки. Впрочем, у крупного торгового центра они всё-таки попали в затор.

Том равнодушно смотрел на ярко украшенные к Рождеству витрины, подмигивавшие прохожим огнями гирлянд и обещавшие грандиозные скидки.

- С кем собираешься встречать Рождество? - проследив его взгляд, спросил Дэн.

Том дёрнулся: то ли хотел сказать "не знаю", то ли - "не твоё дело", то ли просто отмахнулся.

- Я, наверное, к родителям поеду.

- Здорово. Я дома буду.

- Хочешь, поедем со мной? - предложил Дэн - ну, в конце концов, не даром же он завёл этот разговор!

Том взглянул на него, как на умалишённого. И это "нет" было красноречивее любых слов.

Их третья встреча произошла перед самым Рождеством.

"Привет".

"Привет".

И молчание.

"Тебя подвести завтра?"

"Да. Хотя, нет. То есть... Ты просто можешь приехать завтра?"

"Могу".

"Спасибо".

В этот раз Том плюхнулся на сидение машины, сжимая в руках какие-то листы бумаги. Он беспрестанно теребил то их, то шерстяные синие митенки, по которым, задрав рога, скакали вязаные северные олени.

- Ты хотел о чём-то поговорить? - предположил Дэн.

Том кивнул с серьёзным видом:

- Я должен тебе кое в чём признаться.

- Надеюсь, ты не маньяк, который расчленяет своих жертв и перевозит их по кускам в тубусе, пользуясь услугами ничего не подозревающих водителей? - попытался шуткой разрядить обстановку Дэн.

Том зыркнул недовольно.

- Я шучу. Давай, скажи мне пятый факт о себе.

- У меня нет машины.

- Это не преступление, - улыбнулся Дэн.

- Я не имел права регистрироваться на сайте, ведь сам не могу подвозить других людей. Я наврал. Всем и тебе. Просто тогда у меня не было денег - даже на автобус. Пешком с папкой я бы не дотащился, а мне очень нужна была эта работа и...

- Я рад, что помог тебе получить работу, - успокоил его Дэн.

- Я использовал тебя, - наморщил нос Том. - И... и я хотел попросить ещё об одном одолжении. Ты предлагал провести Рождество с тобой - я согласен. Твоё предложение ещё в силе?

Дэн почувствовал, как внутренности сделали кульбит:

- Да, да, конечно! Рождество уже на носу, но, думаю, можно ещё попытаться забронировать столик в неплохом ресторане. Ты какую кухню предпочитаешь?

Том, свернув листы в трубочку, постучал ими по колену и осторожно начал:

- Я немного не то имел в виду, не свидание. Я хотел бы провести Сочельник с твоей семьей. Вот, - он впихнул Дэну в руки листы, оказавшиеся рисунками семейного ужина: пожилая чета, дети, внуки за большим столом в уютной гостиной.

Дэн перебирал страницы: наброски и законченные работы, кое-где Том выделил цветом лишь основные моменты.

- Красиво, - сказал Дэн.

- Это катастрофа, - простонал Том. - Я получил хороший заказ: реклама жилого загородного комплекса. Отрисовал всё буквально за несколько дней - там интерьеры, виды - кроме этого дурацкого семейного ужина. Ничего не выходит!

- По-моему, этот не так уж и плох, - Дэн вытащил один из рисунков.

- Он ужасен, - выхватив тот, Том разорвал лист на несколько частей. - Неужели ты не видишь, они не живые? Я нашёл кучу фотографий в интернете, с которых можно срисовать счастливую семью, но они все постановочные. Эти люди даже не родственники - просто красивые модели, мёртвые, пустые манекены. Чем тогда мой рисунок будет отличаться от фотографии? Художник должен вложить в работу душу, свои эмоции, а фотограф лишь снимает выражение лиц других.

- Думаю, многие фотографы с тобой бы не согласились, - фыркнул Дэн.

- Думаю, многие мнят о себе невесть что, - закатил глаза Том. - Так вот, я хотел провести ужин с твоей семьёй, чтобы вспомнить, как это бывает. Увидеть выражение лица твоего отца, когда он будет разрезать индейку, увидеть, как потеплеют глаза твоей матери, когда ей скажут, что пирог удался на славу, посмотреть, как вы общаетесь между собой. У тебя ведь есть братья или сёстры?

- Есть. Сестра. Младшая, - выдал опешивший Дэн.

- Повезло, - кивнул Том. - Ты не подумай, что я тебя использую, просто мне очень нужны деньги за этот заказ, и у меня нет друзей в Лондоне, к которым я бы мог обратиться с подобной просьбой.

- А твоя собственная семья? - удивился Дэн.

Том поморщился:

- У меня нет семьи. Была давно, но мы не устраивали ужины за общим столом, - он помрачнел.

- Хей, - Дэн накрыл его ладонь своей, успокаивая, чувствуя колючую шерсть митенки, - всё нормально, приходи к нам в Сочельник. Хотя ты немного и сумасшедший, но я хочу встретить Рождество с тобой.

Том удивлённо посмотрел на руку Дэна поверх своей и медленно высвободил ладонь:

- А твои родители не будут против? Я их даже не знаю.

Дэн отвесил шутливый поклон:

- Отца зовут Алан, а маму Марсиа - считай, заочно вы знакомы. И почему они должны быть против помочь хорошему человеку, тем более в Сочельник?

- Ну, - криво усмехнулся Том, - может, я вовсе не хороший человек, может, я всё-таки маньяк.

Дэн фыркнул:

- Для маньяка ты слишком тщедушный. В общем, оставь мне номер телефона, я позвоню и скажу, во сколько заеду за тобой.

Том, порывшись в кармане, достал визитку, которую протянул Дэну:

- Держи.

- Я обязательно позвоню, - пообещал Дэн.

Том кивнул и вышел из машины.

Итак, их четвёртая встреча произошла в Сочельник, когда Том запихнул на заднее сидение машины Дэна нечто квадратное, упакованное в шуршащую зелёную бумагу с красными каплями ягод омелы.

- Это что? - обернулся Дэн.

- Подарок, - Том сел в машину и робко улыбнулся. - Твоим родителям. Всё-таки Рождество. Не беспокойся, я не потратился, это твой портрет. Правда, я рисовал по памяти, так что, возможно, вышло не очень похоже, но, думаю, всё не так уж плохо.

Дэн молча смотрел на него и не мог насмотреться, не понимая, чем Том так его зацепил. Не было в нём ничего особенного: нос и подбородок - острые, глаза - светло-серые, не выразительные, сам - бледный, почти прозрачный. Дэну нравились яркие, шумные парни, Том даже и близко не вписывался в его идеальный образ, но рядом с ним Дэн сходил с ума, будто заражался от Тома его чокнутустью. Он протянул руку и провёл пальцами Тому по лицу, от брови через впалую скулу до подбородка. Том, на секунду склонив голову, прижался щекой к его ладони, но потом отпрянул с такой силой, что ударился затылком о стекло.

- У тебя там снег. Растаял, - пробормотал Дэн, пытаясь сгладить неловкость момента.

Том потёр щёку тыльной стороной ладони, митенкой:

- Ага, растаял.

И Дэн понял, инцидент исчерпан. Он завёл мотор, и через час их уже окружал уютный шум гостиной дома родителей Дэна.

- Том, познакомься, - начал представлять родственников Дэн: - Марсиа и Алан, мои родители, сестра Эллен, её муж Боб и их сын, самый очаровательный племянник на свете, Кристиан.

- Очень приятно, - Том пощекотал животик неловко подошедшему к нему Кристиану, которому недавно исполнился год, и он теперь явно активно учился ходить во всех направлениях.

Мама с интересом разглядывала Тома, и Дэн, улучшив момент, шепнул ей:

- Мы просто друзья, я же говорил. Не веришь?

- Он хороший молодой человек, - невпопад ответила она. - Кристиан не подошёл бы к плохому, а с коленей твоего Тома уже минут двадцать не слезает. Кажется, Боб даже ревнует. - Марсиа рассмеялась и хлопнула в ладоши: - Дорогие, прошу всех к праздничному столу.

Она посадила Дэна рядом с Томом, и Дэн почему-то каждый раз вздрагивал, когда тот случайно задевал его коленом или локтем - стол в их семье был старый, из детства, рассчитанный только на четырёх человек, поэтому слишком маленький для семерых.

Дэн ничуть не удивился, когда мама объявила, что не дотерпит до утра, умрёт от любопытства, если прямо сейчас не откроет подарок Тома. Том, смутившись, покраснел и забормотал что-то невразумительное, но Марсиа уже срывала упаковку с картины, а сорвав, ахнула:

- Боже мой, это прекрасно!

Дэн, кое-как протиснувшись через столпившихся родственников, заглянул маме через плечо - Том нарисовал его за столиком кафе, того самого, где они пили кофе в их первую встречу. Дэн вначале не понял, что не так, а потом сообразил, он нарисован в профиль, как будто Том, выйдя на улицу, ещё долго стоял у окна и смотрел на него, запоминая.

- Дэн тут такой задумчивый, - умилилась Эллен. - Замечательно нарисовано, правда, же, Боб? Нам нужно заказать Тому портрет Кристиана.

- Боюсь, он пока ещё слишком непоседливый, - Том, скрестив руки на груди, медленно отступал в дальний угол гостиной.

- Он ангелочек, - хищно улыбаясь, Эллен надвигалась на него.

- Я всегда мечтала о семейном портрете, - с другой стороны к Тому подбиралась Марсиа.

Поняв, что того нужно срочно спасать, Дэн отвлёк маму:

- Не хочешь посмотреть, как картина будет смотреться в вашей с папой спальне?

- Точно, - закивала Марсиа, и все в срочном порядке направились на второй этаж.

- Ты мой герой, - выдохнул Том.

Дэн подошёл к нему - Том, учащённо дыша, сжимал и разжимал кулаки:

- Кажется, я угадал с подарком.

- Ты стоишь под омёлой, - сказал Дэн и поцеловал его.

Конечно же, никакой омелы не было и в помине, но разве это имело значения? Губы у Тома были шершавые и неподатливые; Дэн разочарованно укусил его за нижнюю, толкнулся языком, но Том, упершись холодными ладонями ему в грудь, отстранился:

- Не надо.

Дэн хотел спросить, почему не надо, но тут вернулась мама, а вместе с ней шум и всеобщее веселье, всё снова закружилось вокруг - вечер продолжался.

До дома Тома они доехали в полном молчании.

- Баш на баш, - сказал Дэн, когда Том уже потянул на себя ручку двери.

- Что? - не понял тот.

- Я помог тебе, покажи мне за это картину семейного ужина, когда дорисуешь.

Том, зажмурившись, закусил нижнюю губу, давя отчаянный стон, но Дэн знал, это обозначало "да". И он не ошибся, поэтому их пятая встреча произошла.

Том стоял в дверном проёме - худой тёмный силуэт на фоне оранжевого светового прямоугольника.

- Привет, - Дэн тщательно вытер ноги о коврик у соседней двери, который был еле различим в темноте лестничной клетки. - Не впустишь?

Том, шагнув вперёд, прикрыл дверь - стало совсем темно и как-то... интимно что ли.

- У нас ничего не выйдет, - Том стоял совсем близко, так что Дэн чувствовал его сбившееся от волнения дыхание. - Я немного асоциален, мне трудно общаться с людьми. Я никого не впускаю в свой дом и очень редко хожу в чужие - если только в этом есть крайняя необходимость.

- Том, прекрати, - Дэн каким-то чудом поймал в темноте его запястье и сжал, не позволяя выдернуть руку. - Мы можем хотя бы попробовать.

- Не можем, - Том дёргался, словно рыба на крючке. - Я пробовал со многими, и ничем хорошим это не заканчивалось. Никогда. Ничего не выйдет, я знаю.

- Ты сейчас меня пытаешься убедить или себя? - разозлился Дэн. - Почему ты, чёрт возьми, даже не хочешь дать нам шанс?

- Пусти, - прошипел Том, - у меня синяк на руке останется, я рисовать не смогу.

- Прости, - разжав хватку, Дэн отступил на пару шагов и потёр переносицу. - Не знаю, что на меня нашло. Просто, когда ты рядом, со мной начинает твориться что-то невообразимое. - Он шагнул на лестницу. - Ты звони, если что.

Вместо ответа Том с грохотом захлопнул дверь.

Их шестая встреча произошла через полгода.

Том прислал странное сообщение: "Завтра в два часа пополудни я буду кормить уток в парке недалеко от моего дома".

Дэн, проклиная себя, потащился в парк. Тома он заметил издалека: тот стоял на мосту, а на воде, под ним, покачивались, как коричневые поплавки, толстые утки.

- Не думал, что ты придёшь, - Том на автомате кидал вниз куски хлеба, на которые сытые птицы уже не обращали внимания.

- Сам не думал, - проворчал Дэн. - Знаешь, кажется, я понял, почему у тебя не складывается личная жизнь.

- Почему? - повернулся к нему Том.

- Ну, может быть, никто просто не дожидается, когда ты перезвонишь им после первого свидания, - Дэн развёл руки: - Прошло целых полгода.

- Всего полгода, - поправил Том. - Это странно, но я постоянно вспоминал тебя.

- Слушай, - рявкнул Дэн, - это не смешно, потому что я тоже почему-то постоянно вспоминал тебя. Вначале я думал, дело в сексе, но несколько ничего не значивших знакомств на одну ночь дела не поправили. И потом, я не то чтобы хочу тебя... то есть, нет, я, конечно, хочу тебя, но мне иногда просто нужно знать, что ты рядом, дотрагиваться до тебя. Мне хорошо было просто молчать с тобой. Это бред какой-то. Я встречался с симпатичной девушкой, даже с родителями её познакомил, но маме она не понравилась, а Кристиан на неё отрыгнул - пришлось расстаться, он никогда не ошибается в людях.

- Тебе не кажется, что доверять мнению полуторогодовалого ребёнка при выборе партнёра немного... - Том пощёлкал пальцами, подбирая слово, - странно.

- Нет, - ухватив его за ремень, Дэн подтащил Тома к себе. - Зачем ты позвонил?

Взгляд Тома заметался ему по лицу.

- Не знаю, - выдавил он. - Ты прав, это какой-то бред. Пусти, - он вывернулся и быстро зашагал прочь.

- Только снова не пропадай на полгода! - заорал ему вслед Дэн и швырнул в воду забытый Томом на перилах моста хлеб - утки с недовольным кряканьем разлетелись в разные стороны.

Летели листы календаря, листья облетали с деревьев, а потом полетели и первые снежинки - вот тогда-то и произошла их седьмая встреча, на следующий день после того, как в трубке раздался голос Тома:

- Привет.

- Привет. Прогресс на лицо: прошло только пять месяцев.

- Я хочу прийти к тебе домой.

- Что, теперь тебе нужно нарисовать гостиную холостяка? Извини, но я как раз убрал все грязные носки в корзину для белья.

Том помолчал.

- Ладно, - устало вздохнул Дэн, - прости, я знаю, как нелегко тебе далось решение. Записывай адрес, буду рад тебя повидать...

Том не вписался в интерьер кухни: сидел за столом чужеродным, размытым пятном, поспешно отхлёбывая растворимый кофе из кружки, такой же взъерошенный, растерянный, как тогда, год назад. И Дэн вдруг понял, что прошедший год смазался, сжался в точку, стирая все произошедшие события, что ничего не было, а всё только будет, и сейчас они стоят в новой точке отсчёта координат.

- Навряд ли я приглашу тебя к себе домой, - сказал Том.

- Ладно, - согласился Дэн, - моего дома хватит на двоих.

- Я не люблю, когда лезут в моё личное пространство, не люблю, когда ко мне постоянно прикасаются, даже если занимаюсь сексом, не хожу на вечеринки и вообще...

- Ты немного асоциален, я помню.

Том со звоном поставил кружку на стол.

- Зачем тебе это нужно?

- Я ждал тебя целый год, - спокойно ответил Дэн, - у тебя до сих пор остались какие-то сомнения?

- Всего лишь год, - глухо засмеялся Том. - Знаю, ты моё наказание за то, что я зарегистрировался на том сайте.

- Всё может быть, - подтвердил Дэн. - А вообще, сегодня наша седьмая встреча, я считал. Семь - счастливое число. Не думаешь?

- Нет, - буркнул Том. - Только не с моим везением.

- Значит, нам придётся встретиться и в восьмой раз, - с притворным сожалением вздохнул Дэн. - Только, умоляю, не через пять месяцев.

- Всё зависит от того, как окончится сегодняшний вечер, - ухмыльнулся Том.

Дэн поднялся и подошёл к нему:

- Мне сейчас показалось, или ты намекал на секс, при котором до тебя лучше не дотрагиваться?

Том спрятал взгляд за длинной косой чёлкой:

- Ты хотя бы дотерпишь до спальни?

- Я дотерплю даже до восьмой встречи, - вздохнул Дэн, и Том просиял широкой улыбкой.

@темы: РПС, фестово, Дэн/Том, фанфикшен

Решила перетащить к себе клип с РПФ-Битвы фандомов, который Джо делала по идее моего фика. Это должна была быть общая выкладка, но мой суровый реал меня обломал
Впрочем, фик я всё равно допишу как-нибудь (если не забуду). Мвухахахахахахахаха
Вообще, в процессе Джо периодически показывала мне, что у неё выходит с клипом, мы советовались, а потом я шла и рыдала, что у меня не было возможности всё это написать >< Ладно, не будем о грустном!
Джо прекрасна никто лучше неё не смог бы визуализировать мою задумку.

03.02.2014 в 17:17

Пишет  .AelinAmberJoe.:

Мое с битвы РПФ-фандомов: Под покровом тьмы, клип, J2-AU

Название: Под покровом тьмы
Автор: .AelinAmberJoe.
Дисклеймер: данная работа является вымыслом и никакого отношения к реальным людям, в ней упомянутым, не имеет
Пейринг: J2
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Продолжительность: 2:00 мин.
Саммари: страшный пожар отнимает у Джареда семью и невесту. Самого Джареда доставляют в больницу, но он теряет память и становится человеком без прошлого. В клинике Джаред знакомится с парнем, который по ошибке заглядывает в его палату и… получает второй шанс на счастье, обретая настоящее. Но будет ли всё так же хорошо, когда память начнет возвращаться?
Вес: вес 84,6 Мб
Скачать: rusfolder.com/39387449
Примечание: Отдельное спасибо Тёмной Нимфе, сюжет принадлежит ей Надеюсь, ты напишешь на этот сюжет задуманный фик когда-нибудь))

У меня как всегда))) Не отпускает маньячная тема)))

смотреть клип ТЫК:

URL записи

@темы: J2, фестово, визуальное дрочиво

Когда я разгребу реал, я притащу всё своё с Битвы с комментариями и пояснениями, но пока не могу не ^_^

03.02.2014 в 19:27

Пишет  Рэйвел:

и наконец мой подарок Нимфе, она просила Абадон в форме


Abaddon 2 by Blakravell on deviantART

URL записи

Боже! Она так прекрасна!

@темы: фото/коллажи/картинки, СПН

@темы: драбблы, винцест

Так как на БФ я всё равно ничего не займу, а текст потом выложить забуду, то выкладываю сейчас. Задумка была большая, но реал

Название: Дети войны
Автор: Тёмная Нимфа
Жанр: джен (возможно, гет)
Персонажи: ГП и Луна Лавгуд
Рейтинг: PG-13
Отказ от прав: Все права на персонажей принадлежат Дж. Роулинг. Данное произведение создано исключительно в личных развлекательных целях и не влечет за собой коммерческой выгоды
Саммари: у Гарри ПТСР (посттравматический синдром)

читать дальшеПриступы начинаются с того, что Гарри видит мёртвых. Вот как сейчас. Он идёт по коридору Министерства Магии, а впереди, на полу, привалившись спиной к стене, сидит парень лет двадцати – мёртвый. Он погиб во время битвы за Хогвартс – Гарри даже имени его не знает, просто где-то на подкорке запечатлелся образ, и теперь подсознание играет с Гарри, подкидывая ему картинки давно прошедшей войны.

Гарри притирается к стене, на автомате движется вперёд, сжимая кулаки; мантия тихо шуршит, когда материя на плече цепляется за шершавую каменную кладку. Голова парня склонена набок, глаза пустые, бездонные, но Гарри кажется, тот всё равно следит за ним, смотрит с немым осуждением. Гарри осторожно переступает через его вытянутые длинные ноги и ускоряет шаг. Добравшись до своего кабинета, он запирает дверь и достаёт из шкафа початую бутылку огневиски – в стеклянной дверце отражается безумец.

Первый приступ случился у Гарри примерно через полгода после Битвы: пропал аппетит, появилась излишняя раздражительность, бессонница и галлюцинации. Он боялся выйти из дома, потому что видел, как разрушались здания, обваливались, погребая под собой прохожих, сыпались стеклянным и кирпичным крошевом. Наверняка идея напиться была не самой здравой, но Гарри именно так и поступил: неделя прошла в алкогольном угаре, а потом всё прекратилось. Чтобы через несколько месяцев начаться снова.

Во время приступов Гарри замыкался в себе, пил, разносил всё вокруг неконтролируемыми выплесками магии и чувствовал, каждый последующий раз ему становилось всё хуже – болезнь прогрессировала. Наконец, пересилив себя, он рассказал обо всём Гермионе. Та, конечно, перерыла все доступные ей книги, а затем, отчего-то смущаясь, сказала Гарри, что у него, должно быть, посттравматический синдром и предложила сходить к маггловскому психологу.

К психологу Гарри идти не собирался – в его памяти всё ещё жили очень яркие воспоминания о беседах с психологом в начальной школе, миссис Адамс. Это была высокая сухопарая женщина со строгим лицом и тонкими, вечно поджатыми губами, которыми она пыталась изобразить жалкое подобие приветливой улыбки во время бесед с учениками. У неё не было мужа, и была куча собственных проблем, требовавших немедленного разрешения, но это не мешало ей с ловкостью вооружённого скальпелем хирурга «вскрывать» детские черепные коробки и ковыряться в чужих мозгах. Гарри помнил её сцепленные в замок длинные пальцы, помнил остро топорщившиеся в его сторону округлые костяшки, которые пугали его до дрожи, помнил тихие вопросы – такие тихие, что нужно было сосредоточиться, прислушаться, чтобы понять, о чём миссис Адамс спрашивала – и нет, к психологу Гарри идти не собирался. Да и что бы он сказал? Моя агрессия проявляется в том, что я могу спалить комнату, в которой нахожусь, и прятать спички не вариант, я обхожусь без них. Смешно!

Между тем приступы продолжались.

Однажды Гарри встретил Луну. Он как раз стоял посреди Косого переулка над несуществующем телом девушки с проломленным черепом и завороженно смотрел, как на брусчатку медленно натекала лужа крови. Луна остановилась прямо в этой луже, дотронулась до его плеча, сказала: «Эй!», – и Гарри вывернуло наизнанку от вида её перемазанных в крови туфель. Луна тогда аппарировала его не сопротивлявшееся тело к себе домой, дала выпить какой-то настойки и подробно обо всём расспросила.

– Мозгошмыги, – вздохнула она и кивнула самой себе с таким видом, будто это её «мозгошмыги» хоть что-то объясняло. – С ними можно бороться. Ну, – она запнулась, – почти.

С тех пор Гарри борется: с мозгошмыгами, галлюцинациями, воспоминаниями, чувством вины, агрессией и выбросами магии – борется, чтобы не сгинуть во всём этом, не пойти ко дну и не спиться, хотя иногда очень хочется, особенно, когда он до кровавого месива лупит кулаком в стену, выплёскивая раздражение, а потом валится на пол и воет, обхватив себя руками.

У Гарри есть квартира в маггловской части Лондона, на самой окраине – тот ещё райончик. С началом приступа он собирает вещи в сумку, врёт Джинни про благотворительный матч по квиддичу или внеплановые переговоры, на прощание обнимает её и детей и аппарирует в эту квартиру. Здесь можно всё. Никто не обратит внимание на грохот за стеной, никто не вызовет полицейских в ответ на нечеловеческие крики, никто не удивится, столкнувшись на тёмной, провонявшей каким-то гнильём, лестничной клетке с всклокоченным пьяным мужчиной – здесь это нормально, здесь всем абсолютно всё равно.

Вначале Гарри достаёт палочку и методично разносит окружающие его предметы мебели; он мечется по квартире, будто запертый в клетку лев, а внутри него мечется и пульсирует магия, которой нужно дать выход. Когда немного отпускает, Гарри подходит к окну и упирается лбом в прохладное стекло. На улице, напротив, стоит лавка, а на лавке всегда сидит старуха, на её коленях лежит такса, длинная и дряхлая со слезящимися глазами и седой мордой. Гарри цепляется за эту константу, образ из реальности, потому что сейчас за его спиной разгорается Адский огонь, начинают трещать обломки деревянной мебели, комната заполняется дымом и становится трудно дышать. Гарри сжимает пальцы на подоконнике, впивается ногтями в облупившуюся краску, держится изо всех сил, чтобы не распахнуть фрамугу и не выйти в никуда – хорошо же он будет смотреться на асфальте, шлёпнувшись с четвёртого этажа прямо под ноги старухе. Пахнет палёной плотью.

Этажом ниже начинает плакать ребёнок – это отвлекает. Гарри оборачивается и смотрит на разрушенную обстановку, прислушивается с тревогой, отходя от окна. Ребёнок плачет, буквально заходится в крике, а нерадивая мать явно не спешит подойти и успокоить его. Может, её нет дома, а может, ей просто наплевать. Гарри поспешно накладывает Заглушающее, но ор младенца уже звенит на высокой истеричной ноте внутри черепной коробки, и никуда от него не денешься. Гарри стискивает виски ладонями, зажмурившись, трясёт головой, орёт сам и думает, что, наверное, так же плакал в колыбели в ту самую ночь, когда погибли родители – хорошо, что он хотя бы этого не помнит.

К вечеру приходит Луна. Она всегда приходит, когда у Гарри приступы, говорит, видит это в своих магических очках, но Гарри думает, всё дело в Следящих чарах, которые Луна наложила на квартиру – это она посоветовала Гарри её снять.

Луна усталыми взмахами палочки избирательно чинит мебель и заставляет Гарри лечь на диван, кладёт ему на пылающий лоб прохладные пальцы, дотрагивается еле весомо. Гарри не может лежать, елозит на диванных подушках, словно на раскалённой сковороде и, наконец, сползает на пол – там можно свернуться в клубок, а можно попытаться заползти в самый тёмный угол. Луна практически насильно вливает ему в рот какие-то отвары, как маленького, гладит по голове и что-то нашёптывает, успокаивая. Гарри смотрит на неё – не слышит, просто смотрит, как двигаются губы – и скалится окровавленным ртом, видимо, у него снова шла кровь горлом.

Луна рассказывает ему какую-то детскую сказку – наверное, она рассказывает её перед сном своим детям. Гарри, пытаясь сконцентрироваться на словах, но получается плохо, и он просто рассматривает Луну – она ничуть не изменилась за эти годы: всё так же смешно кладёт палочку за левое ухо и всё так же не любит расчёсывать волосы. Гарри не знает, зачем она приходит каждый раз, они ведь практически не общаются в другое время. Луна замужем за Невиллом, у них двое детей, она работает… Гарри морщится, чёрт, да он даже не помнит, где она работает!

– Вы с Невиллом никогда не заходите к нам, – хрипит он. – У Джин скоро день рождения, не хотите…

Луна не даёт ему окончить фразу:

– Это будет немного странно, – она смеётся, а затем практически без перехода спрашивает: – Кого ты сейчас видишь?

Гарри видит Тонкс – она лежит рядом на полу, и ему кажется, протяни он руку, дотронется до её розовых волос.

– Почему ты приходишь?

– Потому что тебе нужна помощь, разве это не очевидно? – удивляется Луна.

– Я не знаю, – пожимает плечами Гарри.

Луна со вздохом наклоняется и целует его, тягуче-медленно, неправильно-правильно. Она не закрывает глаз, не сводит с Гарри сумасшедшего взгляда, а когда отстраняется, её губы измазаны кровью, и Гарри не знает, взаправду ли это или очередная галлюцинация.

– Главное, не просить их остаться, – говорит Луна. – Никого из них. Иногда я вижу маму; мне не хочется, чтобы она уходила, но… это неправильно, понимаешь?

Гарри кивает, а затем хмурится:

– Невилл. Ему тоже нужна помощь?

– Всем нам нужна помощь, – убеждённо отвечает Луна. Она ложится рядом с Гарри и закидывает ноги Тонкс на живот: – Я побуду с тобой, постарайся уснуть, идёт?

Гарри боится спать, но тепло тела рядом согревает и успокаивает.

– Когда мы учились, я была немного в тебя влюблена, – вдруг признаётся Луна. – Не потому что ты был будущим героем или Мальчиком-который-выжил. Просто мы одинаковые.

«Какие одинаковые? – хочет уточнить Гарри. – Свихнувшиеся, полоумные, безумные, чокнутые?»

– Мы дети войны, – с философским видом заявляет Луна.

Гарри хочется спросить, кто обнимает и успокаивает Луну во время её приступов, но проваливается в сон, а когда просыпается, Луны уже нет. Он бы, пожалуй, решил, что её здесь не было вовсе, но на полу валяется крохотная серёжка в виде редиски. Гарри подбирает ту, прячет в карман и надеется, что никогда не отдаст её Луне.

@темы: БФ, фестово, фанфикшен

Сегодняшний день, ожидаемо, был полным г в реале >< Я даже малодушно поплакала вечерком, но это всё фигня, переживём.
Самое эпичное, утром я пошла вырывать зуб, потому что удалять надо было и именно сегодня. Доктор с воодушевлением поздравил меня с ДР и пообещал всё сделать в лучшем виде Было больно, но это мы тоже переживём. Собственно говоря, есть мне нельзя два дня, но я всё равно поужинала праздничным пюре с курицей ><

На самом деле, я хотела сказать огромное вам всем спасибо за поздравления, за тёплые слова и даже кое-какие перепавшие мне подарки

Во-первых, распрекрасная Fate перевела для меня урурушный Дж2 из риал про Дженсена-фея (во всех смыслах этого слова Все началось в Старбаксе

Во-вторых, Enfiss подарила мне аж два рисунка:
портрет меня любимой - я тут такая счастливая, даже не верится, что была такой когда-то
и ащщщ нос Юджина - вот это просто вынос мозга ладно, мы с Анфиской немного упоролись, во всём прошу винить Гоголя и русскую классическую литературу

А ещё у меня есть в-третьих:

Замечательный винцестный коллаж
1366х768 | 1920x1080
от Рэйвел

10 чудесных переводных винцестных драбблов от river.

И маленький-маленький перевод от myowlet - это сказка алгонкинов из одной старой книги:
читать дальшеКак господин Кролик пошел на свадьбу и увел невесту

Некогда Кролик был высок ростом, крепок телом, и хвост у него был предлиннющий. И вот однажды он сидел на скале, а длинный пушистый хвост его исчезал в кустах, когда вдруг подошел какой-то старик и спросил дорогу. Господин Кролик, который был весьма вежлив, вызвался его проводить. Разговорились они и вскоре подружились, но старик шел медленно, а Кролик рвался вперед, и вот старик, поспешая за провожатым, оступился и упал в яму. Услышал Кролик крики о помощи, подбежал к яме и сказал:
- Хватайся за мой хвост!
Так старик и сделал, Кролик прыгнул, но, увы, тоненький хвост оборвался.
Думаете, Кролик оставил желание помочь? О нет, он не из тех, кто привык сдаваться. Потому он сказал старику:
- Хватай меня за пояс!
И он прыгнул снова и вынес несчастного наверх. Но человек был тяжел и едва не сломал Кролику спину. С тех самых пор у Кролика коротенький хвостик и стройное тело.
А старик, оказывается, шел жениться на молоденькой девушке, которая была влюблена в лесного духа. Однако же свадьбу сыграли, и жених пригласил Кролика поучаствовать в церемониальном танце. Гость приоделся, надел браслеты на лапки (кролики и зайцы ведь танцуют на цыпочках), повязал красивую ленту на шею и пустился в пляс прямо перед невестой. На девушке была лишь короткая юбочка, которую та намочила, переходя реку. И вот юбка начала съеживаться и становиться все короче, и тогда Кролик пожалел девушку и ухватил зубами край оленьей шкуры, чтобы оторвать шнурок. Но, похоже, желание помочь людям вечно приносило господину Кролику неприятности: он так расстарался, что рассек себе верхнюю губу – и у всех его потомков по сей день она раздвоена.
Наконец он помог невесте одеться, и она была так благодарна Кролику, что танцевала с ним всю ночь. Старик рассердился на нее и ушел, не сказав ни слова, а она осталась с Кроликом, с которым жила очень счастливо, пока не убежала с лесным духом, с которым и по сей день живет, коли и от него не сбежала. Вот и вся история.

@темы: житейское, деньрожденное

Немного Джту

Название: Трамвай
Автор: Тёмная Нимфа
Персонажи: Дж2, Данниль, Женевьев, Миша и некоторые выдуманные автором
Рейтинг: не знаю, но лучше не рассчитывайте на высокий
Жанр: сюр, сказка, романс
Размер: в процессе
Предупреждения: Дженсен старше Джареда на 10 лет; сейчас Дженсену 35, когда он познакомился с Джаредом, ему было 25;
фик не имеет определённого времени, примерно это 2000-е, но не пытайтесь вычислить точный год, здесь всё перепутанно;
чтобы лучше понять Дженсена, время и частично сюжет, нужно знать стихотворение Николая Гумилёва Заблудившийся трамвай
этот текст лучше читать вдумчиво )))

1350 словДженсен, как обычно, проснулся от трамвайного звонка. Он жил рядом с депо и частенько, посмеиваясь, говорил знакомым, что кто-то в этом мире встаёт с первыми петухами, а он – ¬¬¬с первыми трамваями.

Потянувшись, Дженсен откинул лёгкое одеяло, встал и, подойдя к окну, раздёрнул тяжёлые шторы, впуская в комнату густой белый свет – тот, клубясь, расползся по полу молочной пенкой, и Дженсен, переступив с ноги на ногу, улыбнулся ему, как старому знакомому. Он упёрся разгорячённым после душной летней ночи лбом в прохладное стекло и махнул рукой вылетевшему из-за угла трамваю. Трамвай в свою очередь подмигнул Дженсену оранжевыми глазами фар и, звякнув на прощание, скрылся за поворотом, из-за которого, зевая, выползало солнце. Начинался новый день.

На кухне Дженсен бухнул на огонь пузатый чайник и, насвистывая, направился в ванную комнату. Пожелав доброго утра своему отражению в овале зеркала, он включил душ и встал под тугие холодные струи. Запрокинув голову, Дженсен ловил губами капли и с усердием тёр лицо ладонями, смывая остатки сна. Сон, к слову, ему привиделся странный – да и не сон это был даже, а воспоминание. Поблекшее от времени, ночью оно расцвело новыми яркими красками, и Дженсен, словно наяву, увидел то, что, казалось, давно забыл.

Он перенёсся на десять лет назад. Тогда стояла такая же душная августовская ночь; Дженсен сидел на рассохшемся дощатом полу ранчо, подпирая спиной стену, – пристанище термитов и красных муравьёв – а напротив, на кровати, лежал Джаред, мальчишка, который навсегда остался для Дженсена в прошлом.

Джаред беззаботно болтал в воздухе грязными босыми пятками; свой острый подбородок он удобно пристроил на скрещенных руках, а перед его лицом стояла банка со светлячками – японский фонарик. Джаред с Дженсеном полночи собирали их в перешёптывавшейся траве, и теперь Джаред с детским восхищением рассматривал насекомых, светившихся волшебным зеленоватым светом. Этот свет мягко выхватывал из царившего в комнате сумрака его лицо, тенями удлиняя и без того раскосый разрез глаз. Джаред улыбался; отросшие пряди его волос завивались у шеи смешными барашкиными колечками – хотелось накрутить их на палец, дёрнуть, привлекая внимание. Дженсен замечтался, залюбовался Джаредом, жалея, что не умеет рисовать, ведь прямые чёрные строчки текста были не в состоянии передать этого света, этого немого восхищения и царившего в душе Дженсена смятения.

Джаред, завозившись, протянул руку, гулко постучал пальцем по стенке банки, а затем огладил ладонью.

– Холодные, – шепнул он и повернулся к Дженсену. – Так ярко светят, такие красивые и… – он горько усмехнулся, – холодные. Прям как ты. – Поднявшись, Джаред подошёл к настежь распахнутому окну и, легко перемахнув через подоконник, скрылся в темноте сада.

Дженсен помотал головой, отгоняя непрошеное воспоминание, и скривился, чувствуя, что внутри что-то царапает, будто намертво засевший в плоти рыболовный крючок – вытащить можно только с мясом. Он выключил воду и принялся растираться махровым полотенцем. Всё же холодный душ сделал своё дело: в голове прояснилось, и Дженсен, взбодрившись, пошёл пить кофе. К тому же пора было собираться на работу.

Работал Дженсен вагоновожатым. Путь его трамвая пролегал сквозь весь город; мимо каменных коробок домов и зелёных скверов, мимо уединённых уголков и шумных площадей, по кривым улочкам бедняков и роскошным кварталам богачей. Дженсен любил свой звонкий красный трамвай и его пассажиров, со многими из которых был знаком – частенько они задерживались на передней площадке, чтобы перекинуться с Дженсеном парой слов. Именно там Дженсен встречал героев своих будущих книг, ведь в свободное от работы время он писал.

Когда Дженсена спрашивали, известный ли он писатель, Дженсен смущённо отмахивался, мол, какой там «известный»; возможно вы и читали кое-что из написанного мной, но это, право, такие мелочи. Скорее это было призванием.

У Дженсена был старый письменный стол – давным-давно он купил его на дворовой распродаже у одной бойкой девице, которая утверждала, что стол принадлежал её почившему прадеду, а тот якобы купил его в тридцатых годах у разорившейся пароходной компании, и стол этот плавал в Старый Свет. Возможно, всё это были выдумки ушлой продавщицы – эдакий рекламный трюк – но стол Дженсен купил. И стол ему достался мудрый. Столешницу его обтягивало вытертое зелёное сукно, крепившиеся гвоздиками с некогда ярко блестевшими широкими шляпками, лак, покрывавший дерево, змеился трещинами. С внутренней стороны столешницы было выцарапано «Фриско, N&M, 19..» – две последние цифры года совсем затёрлись, так что было не разобрать, когда же эти неизвестные N и M побывали в Сан-Франциско и смогли сообщить Дженсену о своём существовании посредством перочинного ножа.

Стол, как и подобает старику, скрипел и кряхтел на все лады, хрустел артритными ножками и, гулко вздыхая по ночам в темноте кабинета, беспрерывно жаловался на что-то креслу Дженсена. Эргономичное модное кресло при своём невысоком росте умудрялось смотреть на стол свысока, ничуть ему не сочувствовало и вообще имело весьма вертлявый характер – Дженсен давно уже подумывал, наплевав на собственный комфорт, заменить его на какой-нибудь старинный стул, сколоченный в годы Великой Депрессии, чтобы столу не было так одиноко.

Стол Дженсен уважал. Сколько историй рассказал он Дженсену за чашкой кофе, сколько миров было построено, сидя за ним! К тому же стол был обитаем. В нижнем его ящике – по соседству с выводком мышей – спали детские сказки, в среднем жил недописанный любовный роман весьма фривольного содержания, а в верхнем поселились стихи. Со стихами Дженсен всегда воевал: как бы он их не выстраивал, они желали скакать по лесенке, теряли слова или вовсе сбивались с ритма, скатываясь в анжабеман*. В итоге, Дженсен посадил их в ящик стола до тех пор, пока не научатся себя прилично вести. Был в столе и ещё один, потайной, запиравшийся на маленький ключ, ящичек. В нём Дженсен хранил Тайну, к которой не прикасался вот уже десять лет. И прикасаться не собирался.

Выпив кофе, Дженсен надел голубую форменную рубашку, брюки с весьма условно обозначенными утюгом стрелками и остроносые ботинки. Захлопнув входную дверь, он сбежал по лестнице на улицу и направился в сторону трамвайного депо. Был тот самый приятный утренний час, когда солнце ещё не успело раскалить воздух, а рельсы по-особенному пели под колёсами трамваев. Бойкий ветерок забрался Дженсену в расстёгнутый ворот рубашки, лизнул его в шею и, шепнув на ухо какой-то обрывок истории, улетел. Дженсен, вскинув руку, попытался схватить того за хвост, но ветерок уже удобно устроился на верхушке старой липы, чтобы в тени переждать надвигающийся полуденный зной.

– Лентяй! – крикнул ему Дженсен.

Ветерок прошуршал листвой в ответ что-то неприличное и заснул, а Дженсен пошёл к своему трамваю. Похлопав его ладонью по железному боку, Дженсен забрался в кабину, поправил зеркало, чтобы лучше видеть происходящее в салоне, и трамвай отправился в рейс.

***

На первой остановке в числе других пассажиров вошла Данниль. Сутки через двое она работала медсестрой в частной клинике и всегда ездила на работу в это время. Район рядом с депо был дешёвым, и Данниль где-то рядом снимала небольшую квартирку под самой крышей, по соседству с голубями.

– Доброе утро, – Дженсен нажал кнопку закрытия дверей, и трамвай тронулся.

– Доброе, – Данниль широко зевнула, прикрывая рот ладошкой так, чтобы не смазать помаду. – Ты выглядишь до отвратительного бодрым.

– Новый день, – ответил Дженсен. – Чем же ты была так занята в выходные, что не успела отдохнуть и выспаться?

– Тебе, правда, интересно? – Данниль одарила его заинтересованно-кокетливым взглядом.

Вообще у Данниль для каждого мужчины был заготовлен свой особенный взгляд – не было лишь Того Единственного. Дженсен видел в Данниль огромное желание удачно выйти замуж, и она неустанно двигалась в направлении намеченной цели.

Благодаря двенадцати сантиметрам каблуков, Данниль была высокая и стройная; всегда в платье, всегда при параде, как кобылица на выездке. Её волосы цвета меди тончайшими проволочками рассыпались по округлым плечам и по яркости могли сравниться с солнцем. В Данниль жила, кипела та неуёмная энергия, которая бежит по медным проводам, гоня трамвай вперёд.

– У меня было не слишком удачное свидание, – Данниль скрутила волосы в жгут, замыкая контакты. – Он неприлично богат и так же неприлично жаден. Жлоб! – она протянула Дженсену медяки на ладони.

– Бывает, – Дженсен дал ей билет.

– Сказал, что в городе его могут узнать, поэтому встречаться мы будем только у меня на квартире. Называет рыжей тигрицей, – она скрючила пальцы с тупым коротким квадратом французского маникюра, изображая когти хищника: – Ар-р-р.

– Похожа, – рассмеялся Дженсен.

– Да уж, – вздохнула Данниль и сказала грустно: – Денег от него не допросишься, а у меня набойка от каблучка отлетела у любимых туфель и платье бы новое купить… Где мужика щедрого найти, а?

– Ты же знаешь, мы сами создаём мир, в котором живём, – назидательно покачал головой Дженсен, внимательно следя за дорогой.

– Да-да, твоя глупая теория, знаю, – Данниль снова зевнула. – Давай в другой раз, ладно? Пойду лучше подремлю, – и она села у окна.

__________________________________
* на примере русской классики вспоминаем стихи Маяковского, Цветаевой и Бродского



Продолжение от 19.11.13 1800 словНесколько остановок спустя Дженсен в зеркало заднего вида увидел Мишу – тот нёсся через сквер к трамвайной остановке, в вытянутой вперёд руке он сжимал картонный стаканчик с кофе, будто лёгкоатлет – олимпийский факел. Дженсен подождал, пока Миша вскочит на подножку, и лишь потом тронул трамвай.

– Фух, – Миша утёр лоб рукавом видавшего виды пиджачка. – Пятьсот сорок шесть шагов, почти четыреста тридцать семь метров. Еле успел. Спасибо, что подождал.

Дженсен отмахнулся – не за что:

– Ты рано сегодня.

Миша приосанился:

– Совещание. Из нашего отдела кого-то хотят перевести в главный офис. Думаю, меня. Ну а что? Я прихожу на работу в среднем на сорок две минуты раньше остальных, а ухожу на семьдесят восемь минут позже – итого перерабатываю два часа в день, а иногда и дольше приходится задерживаться, в месяц часов шестьдесят набегает. Я трудолюбивый и порядок люблю. Да и кого ещё повышать? Одна вертихвостка и лентяйка, всё по телефону болтает. Вчера разговаривала двадцать две минуты, потом тринадцать минут, потом аж тридцать восемь минут, хотя это был обеденный перерыв, а потом кому-то не дозвонилась, но полторы минуты у трубки просидела – итого семьдесят четыре с половиной минуты. Или тридцать шесть с половиной? Ведь в обед, наверное, не считается? – лицо его приобрело весьма несчастное выражение. – Ещё у нас в отделе есть пижон. Всё галстуки покупает. Хороший галстук долларов пятьдесят стоит, а у него этих галстуков разных – восемнадцать! Зачем человеку иметь галстуков на девятьсот долларов? У меня вот всего два: один мама подарила на Рождество три года назад, а один ещё мой дедушка носил, но галстук ничего, хороший, – Миша выпятил грудь, демонстрируя Дженсену некогда чёрный, а теперь седой широкий галстук. – Итого я сэкономил…

– Два доллара за проезд, пожалуйста, – перебил его Дженсен.

Миша жил в мире цифр, производил в уме сложные вычисления, все разговоры сводил к ним, и обычно заткнуть его было делом весьма проблематичным. Дженсен до сих пор не определился, гений ли Миша или просто сумасшедший, но без сомнения тот был весьма любопытным персонажем, вздумай Дженсен написать о Мише историю.

Миша работал то ли финансистом, то ли просто бухгалтером в дочерней фирме крупной городской компании. Судя по тому, что одевался он скромно – и немного неряшливо – зарплату получал небольшую; вид всегда имел всклокоченный и дикий, а цвет его зрачков менялся от лазурного до небесно-предгрозового.

– В других трамваях проезд стоит всего доллар, – возмутился Миша – возмущался он, надо заметить, ежедневно. – Почему у тебя два?

– Этот доллар пойдёт на благое дело, – парировал Дженсен.

Миша протянул ему две аккуратные гладенькие однодолларовые купюры:

– Двадцать один рабочий день в месяце – двадцать одно благое дело. А в год – двести пятьдесят два, хотя надо учитывать рождественские и пасхальные каникулы. С другой стороны, в некоторых месяцах двадцать два рабочих дня или вовсе двадцать… – забормотал Миша, пробираясь по салону. – Это надо подсчитать, – отхлебнув кофе, он уселся на место рядом с Данниль.

Та лениво – и вправду по-тигриному – приоткрыла глаз и скользнула по Мишу оценивающим взглядом. Миша испуганно уставился на неё, но Данниль уже снова дремала: её электрическому солнцу явно нечего было делать в хмарой синеве его глаз.

***

Трамвай Дженсена успел два раза погнаться за солнцем и два раза убежать от него, Данниль давно уже сошла на остановке возле высокого белого забора с вывеской клиники, а Миша высадился в деловом квартале, когда в салон поднялся Господин Художник.

На самом деле он был Господин Очень Богатый и Очень Известный Художник, но Дженсену это имя казалось чересчур длинным. К тому же однажды бок его трамвая изуродовали рекламой очередной выставки Господина Художника, и с тех пор Дженсен питал к нему смешанные чувства.

– Утро доброе, – с достоинством произнёс Господин Художник, протягивая Дженсену десятидолларовую купюру. – Чудесный сегодня день, просто чудесный! Не находите?

– Несомненно, – кивнул Дженсен.

– Мне сегодня под руку в коридоре попался зелёный пастельный карандаш, – Господин Художник покрутил тот в измазанных пальцах, показывая Дженсену, – и я сразу подумал о вас. У вас ведь глаза зелёные. Не поворачивайтесь, я хорошо помню, что зелёные. Я иногда забываю номер телефона, но на внешность у меня прекрасная память. Вы как-нибудь обязательно должны попозировать мне, Дженсен. Я вижу вас в образе дантевского Вергилия*. Как только у меня выдастся свободный вечер, так обязательно сговоримся. Вы не против.

– Не против, – подтвердил Дженсен.

– Я знал, знал, – по-стариковски затряс головой Господин Художник. – Вы писатель, я художник – мы понимаем друг друга. Отчего вы никогда не показывали мне своих книг? Возможно, я бы сделал несколько иллюстраций к ним. Уверен, вы недурственно пишите. Я, знаете ли, воспитан на русской классике. Моя бабка бежала из революционного Петербурга: вначале в Берлин, затем во Францию, где родила дочь, а потом уже и в Штаты. Здесь я появился на свет. Я американец по отцу, француз по деду и русский по духу. Жили мы в нищете: отец погиб в самом начале войны на страшных Соломоновых островах**, мать зарабатывала тем, что вязала шали – красивые такие, ажурные, я всегда удивлялся, почему у неё самой нет ни одной – а бабка потихоньку распродавала вывезенные из России украшения. Но у нас была небольшая библиотека. Помню, мать располагалась у окна с вязанием, я сидел подле на ледяном полу и держал для неё шерсть, а бабка нам читала. У неё был дивно красивый глубокий голос, – Господин Художник мечтательно прикрыл глаза, и его козлиная бородка задрожала, – казалось, он шёл от самого сердца. К своему стыду, я забыл фамилии многих авторов. Я вообще столько всего забыл, – с горечью в голосе произнёс он. – Я немного порисую, вы не против? – Господин Художник вытащил из кармана несколько листов бумаги с какими-то набросками и принялся перебирать их подрагивавшими пальцами.

Руки его были бледными, будто вместо кожи обтянутыми папиросной бумагой, в пигментных пятнах. Каждый день он садился в трамвай Дженсена и, подолгу катаясь, рисовал.

Господин Художник наконец нашёл чистый лист и, присев, начал задумчиво водить по нему карандашом, приговаривая:

– Мать умела немного играть на рояле. Продав первые десять картин, я купил ей старое пианино. Она к тому времени уже почти ослепла. Помню, мать садилась за пианино, закрывала глаза и скрыпела на нём и скрыпела, скрыпела и скрыпела…

Трамвай катился дальше.

***

На остановке возле рынка в трамвай всегда садилась женщина лет пятидесяти, кажется, её звали Анна, хотя Дженсен не был в этом уверен. На рынок она приезжала первым рейсом, к самому открытию, а домой возвращалась в трамвае Дженсена.

Анна была пышной, округло-приятной, с покатыми плечами, с мягкими чертами лица. В юности она несомненно блистала своей смуглой пустынной красотой, но время, увы, не пощадило и её. Впрочем, Анна светилась изнутри материнской заботой и любовью, и это заставляло каждого останавливаться и оборачиваться ей вслед.

Анна не шла, плыла по салону трамвая, плавно покачивая полными бёдрами; она несла себя с достоинством и скромностью, впрочем, не боясь расплескать бесценное содержимое, щедро одаривая им всех вокруг.

– Добрый день, Дженсен, – она нежно улыбнулась, и он почувствовал, как внутри разливается горькое тепло тоски по матери.

– Добрый.

– Я сегодня удачно съездила, – Анна поставила на пол тяжёлую сумку. – Купила-таки зеркальных карпов. Ночью привезли. Жабры красные, глаза прозрачные, как слеза, чешуя блестит. Я просила их не убивать, сказала дома, сама. А ведь иногда нож возьму и жалко так становится! Вот, думаю, запущу вас в ванную, плавайте, я на вас смотреть буду. Потом режу всё-таки: они живые под руками бьются, а я режу.

Дженсен закусил губу; Анна помолчала, а затем, всплеснув руками, засуетилась:

– Я же вам сандвич сделала с индейкой. Вот, возьмите, – она протянула Дженсену шуршащий серебряный свёрток. – Там хлеб чесночный, майонез домашний, сама делаю, помидор – всё свежее. Мне так приятно, что хотя бы вы едите. Муж-то у меня всё на работе, да на деловых встречах, с работы – прямо в постель. А дочь вечно диету соблюдает, уже давно напоминает обтянутый кожей скелет, но всё равно одним салатом питается, как кролик. Скоро на неё только окрестные собаки будут облизываться. Не понимаю я современную красоту. Девушка должна быть в теле. Мистер, – обратилась Анна к Господину Художнику, который всё ещё что-то задумчиво черкал на бумаге, – вот вы – художник, подтвердите, разве я не права?

– Вы богиня, богиня, – оторвался от своего занятия тот. Вы словно сошли своей полной очаровательной ножкой с бессмертных холстов Рубенса. Я рисовал бы вас, да у меня сегодня только зелёная пастель, а тут нужно червонное серебро или золото с лазурью***. Да-да, лучше даже так – я вижу, я в церковь прихожу, и все иконы глядят очами вашими****, – он снова уткнулся носом в лист бумаги.

– Ах, скажете тоже, – Анна поправила собранные в строгий пучок волосы цвета вороньего крыла и снова повернулась к Дженсену: – Я на рынок езжу, покупаю всё самое лучшее, фермерское, готовлю, а моей семье этого не надо. Но мне всё равно нравится. Так я хотя бы при деле, – влажными глазами она посмотрела на вошедшую в трамвай женщину с ребёнком. – Если бы мне радость моя родила внуков, я бы их нянчила, кормила – как хорошо бы было… Но она так громыхает костями, что, видимо, окончательно распугала всех мужчин. Кстати, не хотите ли яблоко? Новый урожай уже. Может, ещё кисловаты, но я взяла килограмм напробу.

– Спасибо, – Дженсен взял у Анны из рук небольшое красное яблоко и положил его на приборную панель.

– Не за что, не за что, – Анна принялась рыться в сумке.

Яблоко поблёскивало гладким глянцевым бочком, и Дженсен, мельком взглянув на него, почему-то подумал о Белоснежке.

***

Когда часы на городской ратуше пробили четыре по полудне, в трамвай вошла Женевьев.

– Доброе утро, – она пихнула Дженсену десятку.
– День давно, – заметил Дженсен, отсчитывая сдачу.

– Да? – Женевьев удивлённо огляделась по сторонам и дёрнула костлявым плечом. – Я только встала. – Скомкав купюры, она сунула их в клатч и громко щёлкнула замком. – Как дела? – поинтересовалась Женевьев с видом человека, которому абсолютно безразличен ответ на этот вопрос.

С Дженсеном она всегда разговаривала со скуки, чтобы скоротать время в пути. Женевьев считала его красивым, а значит, достойным общения с ней. Дженсену Женевьев не нравилась: она была самовлюблённой, эгоистичной и избалованной. Дочь богатых родителей, Женевьев ни дня не работала, а лишь развлекалась. Она любила дорогие украшения, поэтому её длинную шею всегда душили ошейники с бриллиантами, мочки ушей оттягивали массивные серьги, а вокруг смуглых запястий звенели многочисленные браслеты. Внутри Женевьев была пуста, и Дженсену казалось, постучи пальцем ей по виску, в ответ раздастся такой же звон.

Женевьев двигалась по каким-то ломанным линиям, когда улыбалась, становилась совсем не привлекательной, трясла жидкими чёрными волосами, завитыми в локоны и всегда оголяла округлые колени. Те явно не дружили друг с другом, потому что вечно смотрели в разные стороны. Вообще, все части тела Женевьев жили недружно и двигались, кто во что горазд. Однако, всё вышеизложенное не мешало Женевьев считать себя красавицей.

Да, Дженсену она не нравилась, но вместе с тем, он почему-то очень внимательно наблюдал за ней, словно их соединяла тончайшая ниточка, которую Дженсен никак не мог нащупать, как ни старался.

– Отец купил мне новое кольцо, – растопырив пальцы, Женевьев покрутила кистью, любуясь, как поблёскивают крупные драгоценные камни. – Вечером пойду в клуб, а пока даже не знаю, чем заняться. Ску-ко-та, – плюхнувшись на сидение, она закинула ногу на ногу и со скучающим видом уставилась в окно.
______________________________________
* В «Божественной комедии» Данте Вергилий не только поэт, но и «duce» – «вожатый» Данте. Дженсен тоже вожатый, только вагона
** Соломо́новы Острова́ (англ. Solomon Islands) — государство в юго-западной части Тихого океана, в Меланезии, занимающее бо́льшую часть одноимённого архипелага, а также некоторые другие островные группы. Во время Второй мировой войны часть островов была оккупирована японцами. С 1942 по 1945 год на островах велись кровопролитные сражения между японцами и странами Антигитлеровской коалиции (Великобритания, США, Австралия и Новая Зеландия), закончившиеся победой последних.
*** Золото с лазурью – это цвета Царства Божия, кстати.
**** Господин Художник перефразировал Цветаеву, которая писала Анне Ахматовой:
«Тебе одной ночами кладу поклоны,
И все твоими очами глядят иконы!»
1 июля 1916 года, цикл «Ахматовой»

Продолжение от 25.11.13, 1800 слов ***

Вечером Дженсен с трамваем вернулись в депо. Любовно погладив приборную панель, Дженсен взял яблоко, которое так и не успел съесть за день, и покрутил его в руке, рассматривая. Откинувшись на сидении, он прикрыл глаза и побарабанил пальцами по тёплой коже обивки, намереваясь послушать истории, рассказанные за день трамваю пассажирами, но тот тихо звякал о чём-то своём, и Дженсен, покачав головой, откусил кусок яблока. По языку разлился кислый, чуть вяжущий привкус, Дженсен сглотнул с трудом, и тут шибануло по всем рецепторам…

В двадцать пять лет Дженсен окончил Весьма Престижный Университет. Родители видели будущее сына в сенаторском кресле, но сам Дженсен с детства знал, его призвание было в другом – и с этим не имело смысла спорить. Поэтому выпускного Дженсен не дождался; в ближайшем отделении почтамта он купил простой белый конверт с лиловым оттиском штемпеля вместо марки, убористым почерком подписал домашний адрес родителей и, отдав конверт друзьям, попросил выслать его диплом по данному адресу. Затем Дженсен, выкинув все деловые костюмы и джемпера с эмблемой Университета, собрал свой нехитрый оставшийся скарб в дорожную сумку, запасся двумя пухлыми тетрадями в линейку, десятком остро отточенных карандашей и махнул на ранчо к своему хорошему знакомому, Крису.

Ранчо принадлежало старой незамужней тётке Криса, которая оказалась женщиной строгих нравов, с железной хваткой, деловой и хозяйственной. В племяннике она души не чаяла, испытывая к нему болезненную, почти материнскую привязанность, так что Крис и Дженсен были приняты с радушием и поселены в просторных светлых комнатах.

Крис вначале тягатился размеренной сельской жизнью, но вскоре влюбился в соседскую девчонку – с тех пор Дженсен стал редко видеть приятеля. Впрочем, вынужденным одиночеством он не тяготился, напротив, радовался, потому что извечный бубнёж Криса мешал Дженсену слышать. А слышал Дженсен много: с самого рождения все окружающие предметы разговаривали с ним. Вначале было невозможно разобрать хоть что-то в этой адской какофонии звуков, но постепенно Дженсен научился слушать что-то одно, мысленно разговаривать с необычными рассказчиками. А когда голова перестала вмещать истории, когда слова стали переливаться через край подобно маминой убегающей овсяной каше, пришла потребность писать.

Дженсен писал и получал необыкновенное удовольствие от процесса. От записей чужих историй, он перешёл к выдумыванию своих, к постройке собственных миров. Кирпичик за кирпичиком Дженсен выстраивал их, населял персонажами, которые оживали на страницах. Эти миры становились для Дженсена реальными, и он путешествовал в них, всё больше отдаляясь от людей и уходя в себя. Жизнь за окном стала для Дженсена слишком серой, лишённой тех ярких красок, которые раскрашивали его воображение.

И на ранчо Дженсен иногда просиживал над разворотом тетради часами, и тётка Криса, осуждающе качая головой с острыми скулами, вздыхала, глядя на него. Она отмечала его бледный вид, покрасневшие веки и пустой, смотревший словно сквозь тарелку с персиковым пирогом, взгляд. А ведь персиковые пироги ей особенно удавались! Но Дженсен не соблазнялся ни хрустящей румяной корочкой, ни стаканом жирного коровьего молока, ни домашним белым сыром. Он, будто лунатик, шёл в свою комнату, пересчитывая боками все углы, и запирался там. Тётка Криса, поджимая бескровные губы, убирала посуду в сервант, а пирог накрывала салфеткой, на которую тут же слетались толстые мухи.

– Хоть бы ты поговорил с ним, – пеняла она Крису, но тот был всецело занят делами сердечными и лишь отмахивался от тётки тем же ленивым жестом, которым сгонял мух с пирога, утаскивая из-под салфетки очередной кусок.

Возможно, в итоге Дженсен бы окончательно переселился в один из своих миров, но тут ему на голову свалился Джаред. В прямом смысле слова.

***

Дженсен хорошо помнил ту ночь: бессонную, муторную, полнолунную. Он метался по своей комнате, как хищник в клетке, прислушивался к звукам дома и сада и никак не мог заснуть. За стеной размеренно сопел Крис; в своей комнате надсадно кашляла его тётка, и, казалось, весь дом скрипел и покашливал вместе с ней. Плюхнувшись на стул, Дженсен подобрал ноги, спасая их од длинной чёрной тени – весьма хищной на вид – выползшей из-под кровати, и помассировал виски пальцами, пытаясь сосредоточиться. Внутри тянуло странным предвкушением, подобным тому, какое бывало в Сочельник, когда мать заставляла выпить перед сном обязательный стакан горячего молока с противными пенками, а затем, укрыв ватным одеялом до подбородка и поцеловав в лоб, желала спокойного сна. Но Дженсен не засыпал, лежал и слушал, не раздаётся ли цокот оленьих копыт по черепице, не шумит ли в трубе, не шуршит ли сажа, осыпающаяся под подошвами ботинок бородатого толстяка в красном камзоле – не происходит ли чудо.

Вот и сейчас под рёбрами сосало этим ощущением чуда, близостью встречи с неизвестным, но радостным.

Дженсен вскочил со стула, чувствуя, что он немедленно должен куда-то идти, что стены комнаты сужаются и давят. Сад за раскрытым окном манил таинственным перешёптыванием кустов и звоном цикад. Дженсен, стараясь не шуметь, перелез через подоконник и замер, не зная, что делать дальше. Впрочем, луна тут же услужливо подсветила ему путь, и он пошёл по сырно-жёлтой призрачной дорожке.

Дженсен с осторожностью пробирался сквозь старый запущенный сад, уворачиваясь от норовивших схватить его за шкирку цепких ветвей, и звёзды перемигивались в вышине, наблюдая за ним зелёными кошачьими глазами.

Деревья постепенно начали расступаться, впереди уже виднелся дощатый забор, но чудо так и не случилось – Дженсен с досадой подумал, что, видимо, ошибся или пошёл не туда, как вдруг его пребольно ударили по макушке. Почесав голову, Дженсен нагнулся и, подобно Ньютону, поднял с земли зелёное неспелое яблоко – оно лежало ровно в ладони, с длинным черешком и крохотным листочком.

– Эй, это моё яблоко, – сказало дерево. – Отдай.

От неожиданности Дженсен вздрогнул и лишь потом сообразил, что раздавшийся голос был вполне материальным, а не прозвучавшим в его голове. Отступив на шаг, Дженсен окинул дерево взглядом и в листве заметил почти-улыбку Чеширского кота.

«Всё чудесатее и чудесатее», – подумал Дженсен.

Улыбка спряталась за губами:

– Прости, что попал в тебя яблоком. Я не хотел.

– Ничего страшного, – Дженсен протянул раскрытую ладонь. – Держи.

И в этот момент с дерева что-то рухнуло – Дженсен бросился, чтобы подстраховать обладателя улыбки, но тот и не думал падать, повис на суку, как обезьянка, вверх тормашками, уцепившись за ветку ногами. Длинные пальцы проворно сцапали яблоко:

– Спасибо.

Теперь улыбка раскачивалась из стороны в сторону напротив лица Дженсена, и он увидел, что принадлежала она мальчишке.

Дженсен вдруг рассердился на него: за шишку на макушке, за то, что напугал, что шумом точно спугнул витавшее в воздухе волшебство.

– А ну-ка иди сюда! – он с силой дёрнул паршивца за ворот футболки, и парень, не удержавшись, свалился прямо на него.

– Да что б тебя! – выругался Дженсен, приложившись спиной о твёрдую, иссохшую под жаркими солнечными лучами, землю – парень лежал сверху и хохотал. – Слезь, – Дженсен попробовал спихнуть вибрировавшее от смеха тело, но мальчишка оказался тяжёлым, даром что костлявый.

Дженсен наконец всё же выполз из-под него, встал и ухватил за плечо:

– Идём.

– Старухе меня сдашь? – тут же нахмурился парень.

– Идём, – повторил Дженсен, – в доме разберусь, что с тобой делать, – он крепче сжал плечо.

– Ладно, – нагнувшись и пошарив в траве, парень подобрал рюкзак, судя по очертаниям, набитый яблоками, и покорно поплёлся рядом с Дженсеном.

– Тебя как звать-то? – спросил Дженсен.

– Джаред, – ответил парень, – а тебя?

– Дженсен.

Джаред удобнее перехватил лямку рюкзака.

– Ты старухин племянник или родственник какой?

– Залезай, – вместо ответа Дженсен подтолкнул Джареда к окну.

Тот вовсе не удивился столь странному способу проникновения в жилище и проворно перебрался в комнату. Мельком оглядевшись, Джаред швырнул рюкзак к кровати, а сам плюхнулся на матрас, который мягко скрипнул под ним.

– Ну, и что дальше?

Дженсен щёлкнул выключателем ночника под синим абажуром, и комнату затопил тусклый лиловый свет – Джаред зажмурился, а потом зачастил:

– Слушай, если старуха твоя тётка, ты прости, что я её так называл… называю…

– Она тётка моего друга Криса, – облегчил его страдания Дженсен.

Джаред сразу повеселел, а затем прищурился:

– Крис – это такой волосатый что ли? Он за моей сестрой уже месяц таскается, а ещё ни разу её в постель не затащил, – припечатал: – Неудачник.

– Думаю, Крис просто немного романтик, – вступился за приятеля Дженсен, – и…

– Романтик? – фыркнул Джаред. – Признай, он не знает, как с девчонками правильно общаться, – он окинул Дженсена презрительным взглядом и протянул с ноткой превосходства в голосе: – Городские.

Взяв стул, Дженсен поставил его посередине комнаты, напротив Джареда, и сел:

– А ты, как я погляжу, очень опытный.

Щёки того расцвели маками.

– Не очень, – буркнул Джаред, и тут же с вызовом добавил. – Но когда буду таким же старым, как ты…

Дженсен рассмеялся:

– А сейчас тебе сколько? Четырнадцать? Пятнадцать?

Джаред потёр кончик носа костяшкой пальца:

– Почти шестнадцать. А сестра моя всем даёт без разбору: и Кевину, капитану нашей школьной команды, и Люку, за то, что списывать ей разрешает на контрольных по математике, и Мартину. Мартин весь в прыщах, но зато работает у «Короля», и у него всегда можно разжиться просроченными бургерами.

– Я понял, понял, – прервал список достижений подружки Криса Дженсен.

Джаред громко вздохнул; где-то в глубине дома скрипнула половица.

– Так что теперь?

Дженсен и сам не знал, что. Вся ситуация вдруг показалась ему абсурдной и глупой: притащил в комнату какого-то пацана, будто нотации ему читать собрался – Дженсен не чувствовал себя настолько взрослым, чтобы отчитывать Джареда. Он нахмурился и тут же поймал цепкий взгляд глаз напротив.

– Можешь звать меня Джей, – сказал Джаред. – Я тут живу пососедству, и меня так все друзья зовут.

– Мы с тобой не друзья, – возразил Дженсен.

Сложив губы куриной гузкой, Джаред надулся, видимо, обиделся, что Дженсен отказался от столь щедрого предложения дружбы.

– Я на десять лет старше, – скорее для себя, чем для Джареда, пробормотал Дженсен, пытаясь заглушить странное скребущее чувство внутри, – ну какие у нас могут быть общие интересы?

Джаред неопределённо пожал плечами, а Дженсен вдруг поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы тот уходил.

– Обещаешь больше не воровать яблоки?

– Нет, – честно ответил Джаред.

– Они же ещё не спелые, – привёл весомый, на его взгляд, аргумент Дженсен.

– Нормальные. Сам попробуй, – Джаред вынул из рюкзака два яблока, одно кинул Дженсену – выглядело оно совсем несъедобным: залипуха какая-то зелёная.

Дженсен с недоверием взглянул на Джареда, который уже вовсю хрумкал своим яблоком, слизывая с губ пенящийся светлый сок, и всё-таки откусил кусочек. Рот тут же связало терпкой горечью, а проклятый кусок встал в горле, как только Дженсен попытался его проглотить. Он закашлялся, а наблюдавший за его мучениями Джаред покачал головой:

– Говорю же: городские.

Дженсен схватил со стола кружку с остывшим чаем и выхлестал половину. Джаред между тем поднялся с кровати и, подхватив рюкзак, направился к окну.

– Эй, куда! – возмутился Дженсен.

– Идём завтра на реку, – вместо ответа предложил Джаред, и Дженсен к своему изумлению ляпнул:

– Идём.

– Тогда встречаемся в одиннадцать, у забора, где сад. Там одна доска отъезжает. Увидишь, короче, – и, перекинув длинную ногу через подоконник, минуту спустя Джаред уже скрылся в темноте сада.

***

Дженсен пару раз моргнул, сосредотачиваясь и возвращаясь в реальность. В кабине трамвая было темно; вокруг стояла тишина. Дженсен вылез из кабины и направился к выходу. Почти все трамваи уже вернулись в депо; запоздавшие мчались отдыхать, высекая колёсами искры. И Дженсен ловил эти искры ладонью, словно электрических светлячков.

Он шёл домой и думал, что всё это не случайно: и сон, и воспоминание. На душе было радостно и страшно одновременно. Дженсен чувствовал, рождается новая история, только он никак не мог сообразить, какая. Несомненно следовало посоветоваться с письменным столом.

@темы: J2, фанфикшен

На давно прошедший ДР  river. просила написать меня крэк про Джареда-зоофила-доярку и Дженсена-коровку. Ну, собственно говоря, это ОНО
Риверрр, я тебя ещё раз поздравляю надеюсь, этот драббл поднимет тебе настроение!

400 слов стёба над литературой
на самом деле там надо копнуть немного глубже, чем просто прочитатьКогда раскалённый за день диск начинает кривиться, Джаред откладывает все дела и идёт в поле. Дорога пылит под ногами; в траве крохотными синими звёздочками вспыхивают васильки; лёгкий ветерок лениво кивает Джареду душистыми вересковыми головками. В роще у озера начинает щёлкать соловей, заливается, выводит старательно трель, к нему присоединяются второй, третий, и уже льётся над полем музыка; детвора визжит, плескаясь в тёплой, как парное молоко, воде; густой воздух режут резкие удары хлыста – пастух гонит стадо на водопой. Джаред же никому не доверяет свою любимицу, кормилицу, милую подругу корову Дженни. Она спешит ему навстречу, натягивая привязь, и тычется мягкой мордой в ладони, выпрашивая что-нибудь вкусное. У Джареда всегда припасена корка ароматного свежего хлеба или рафинад, немного испачкавшийся в глубоком кармане его штанов. Дженни берёт угощение осторожно, даже, пожалуй, деликатно, жуёт не спеша, пока Джаред ласково похлопывает её по спине.

Они идут домой бок о бок, и Дженни, дыша ароматами луга и утренними туманами, словно плывёт над полем, не касаясь копытами грешной земли; колокольчик на её шее мелодично позвякивает в такт шагам, и Джаред думает, вот оно счастье. Разве есть на свете животное, прекраснее его Дженни? Она грациозна и трепетна, как лань; глаза её большие и влажные, маслинно-чёрные с зелёным отливом, с длинными загнутыми ресницами, в которые вплетаются мечты и лучи заходящего солнца; на голове Дженни покоится месяц с острыми концами, а шкура её вся белая в редких рыжих кляксах. Она чиста и невинна, как молодая заря, но Джаред надеется, когда-нибудь Дженни будет носить в своём лоне телёнка, крохотного, пахнущего молоком, на тонких ножках-палочках, и тогда они заживут втроём.

Дома Джаред заводит Дженни в хлев, пол которого устлан свежим хрустким сеном, и ставит перед ней ведро с колодезной водой. Пока Дженни пьёт, Джаред повязывает кипенно-белый передник и убирает волосы под накрахмаленный чепец. Он тщательно моет руки и протирает бархатное вымя Дженни мокрой тряпицей – та терпеливо ждёт, отмахиваясь хвостом от назойливо жужжащего овода.

Дженни уже истекает молоком. Усевшись на низкую табуреточку, Джаред подставляет ведро и берётся за её набухшие плотные сосцы – белая упругая струя, звонко ударившись об алюминиевое дно, раскрашивает серебристые стенки густыми брызгами. Джаред аккуратно доит Дженни, а та глядит на него важно и осмысленно.

Потом Джаред переливает молоко в банки и опускает их в погреб – наутро можно будет снять густые сливки и есть их с вишнёвым джемом. В доме душно, поэтому Джаред ложится спать в хлеву, на сене. Дженни вздыхает рядом в темноте; любопытные звёзды, перемигиваясь между собой, заглядывают в высокое окно; где-то скрыпят цикады.

Вдали гудит паровоз, мчится сквозь пространство, спешит в город, грязный, пошлый, погрязший в разврате. Джаред же засыпает под перестук колёс, думая о прекрасном.

@темы: J2, драбблы, деньрожденное, крэк

И да, это внезапно, но очень-очень приятно
Спасибо огромное всем, кому я здесь нужна! И спасибо оргам этого замечательного сообщества - у меня нет времени подписаться под большинством признаний распрекрасным авторам СПН-фандома, так что хочу сказать здесь: я люблю наш фандом пусть мы самые холиварные, не важно, много светлых моментов в моей жизни связанно с СПН-фандомом

26.09.2013 в 00:51

Пишет  anon-spnlove:

URL записи

@темы: житейское