Кэп сказал, нам нужен фик про войну, где Джеи не умрут и будет ХЭ ^_^

Название: Их история
Автор: Тёмная Нимфа
Бета:  Котик
Баннер:  Белый кролик
Пейринг: Дж2
Рейтинг: NC-17
Жанр: военное-АУ, драма, роман
Размер: ~ 10 800 слов
Дисклеймер: администрация бара не несёт ответственности за оставленное на видном месте
Саммари: Вторая мировая война, о. Гуадалканал
Предупреждения: смерти второстепенных персонажей



читать дальше

Июнь 1942 года, курс на Гуадалканал*

Они познакомились на борту десантного корабля.

Дженсен шёл по палубе, когда заметил привалившегося к стене худого парнишку –он стоял, ссутулившись, и зажимал рот ладонью.

– Эй, – тронул его за плечо Дженсен, – ты в порядке?

Парнишка поднял взгляд мутных глаз, а затем прохрипел:

– Нет. Меня укачивает. Второй день мучаюсь.

Дженсен развеселился:

– И как же тебя такого занесло в морскую пехоту?

– Вообще-то я планировал стать лётчиком, но на призывном пункте сказали, что не помещусь в кабину истребителя, – парнишка с трудом выпрямился и оказался на добрых полторы головы выше Дженсена.

– Да ты и в окопе не поместишься, – присвистнул Дженсен. – Япошки за километр увидят твою торчащую над землёй башку, и ты выдашь наше расположение.

– Придётся рыть окоп глубже, – с философским видом заметил парнишка и, громко сглотнув, снова зажал рот ладонью; лицо его приобрело совсем зелёный оттенок.

Дженсен улыбнулся: парень ему определённо нравился.

– Твоя фамилия, рядовой, – гаркнул он.

Парнишка подскочил и, видимо, только сейчас разглядев шевроны капрала, вытянулся по струнке.

– Рядовой Падалеки, сэр, рота «эйч»** второго батальона первого полка морской пехоты.

А затем рядовой Падалеки, согнувшись, шлёпнулся на колени и наблевал Дженсену на ботинки.

– Твою ж… – выматерил Дженсен.

– Можешь звать меня Джей, капрал, – выдохнул Падалеки и утёрся рукавом куртки.

Вот как-то так они и познакомились. И, кажется, Дженсен запал на Падалеки именно в тот момент, когда потом тащил его в каюту – ломкого, лёгкого, с заплетавшимися ногами и донельзя несчастным видом.
___________________
* Гуадалканал – вулканический остров в архипелаге Соломоновы острова. С августа 1942 года по февраль 1943 года японские и американские войска сражались за контроль над островом
** от англ. буквы H

***

В следующий раз они встретились через два дня. Дженсен сидел в столовой при камбузе и чистил апельсин, когда рядом с ним на лавку, смущённо улыбаясь, плюхнулся Падалеки.

– Привет.

– Вижу, тебе лучше, – покосился на него Дженсен.

– Ага, – Падалеки смутился ещё больше. – Я хотел поблагодарить тебя и извиниться.

– Забудь, – Дженсен протянул ему половину апельсина. – Просто пообещай никогда больше не портить мои ботинки, и мы посчитаем инцидент исчерпанным.

Падалеки растянул рот в улыбке. Симпатичный, чёрт! Дженсен мысленно строго сказал себе: «Не о том думаете, капрал Эклз, не на увеселительную прогулку ведь плывём. Мальчиков будешь снимать в барах Сан-Франциско, когда вернёшься. Если вообще вернёшься, конечно».

Падалеки между тем надкусил апельсин, вонзив в него ровные белые зубы, и во все стороны брызнул кислый терпкий сок.

– Вкусно, – потерев кулаком нос, он облизал нижнюю губу, и Дженсен едва не застонал – больше от злости на самого себя.

И чем только зацепил-то? Падалеки был тощим и длинным, как жердина, выглядел совсем ещё пацанёнком; нос приплюснутый, глаза раскосые, короткий ёжик чуть отросших волос. Улыбался, правда, так, что в груди ёкало. Дженсен не удержался: сунул руку в расстёгнутый ворот куртки, мазнул костяшками пальцев по острому кадыку и, подцепив стальную цепочку, вытянул жетон.

– Так откуда ты, Джефф Падалеки? – прочёл выбитое имя Дженсен – метал жетона был чуть тёплый, согретый жаром тела. – И сколько тебе лет?

Падалеки, отобрав жетон, убрал его обратно за пазуху.

– Лет достаточно. И я же сказал, зови меня Джей.

– Ладно, Джей, – согласился Дженсен.

– Я из Сан-Антонио, – Падалеки деловито обсосал липкие пальцы, и Дженсен протянул ему другую половину апельсина – уж больно аппетитно ел.

– Здорово, а я из Далласа.

Падалеки блеснул глазами.

– Значит, земляки, капрал. Будем держаться вместе.

Ну, вот сам ведь напрашивался! Дженсен смерил его откровенным взглядом:

– А не боишься, что я тебя испорчу?

– Кто кого ещё испортит, – подмигнул Падалеки.

И Дженсен, вдруг осознав – это бравада, маска, за которой прятался испуганный мальчишка, спросил тихо:

– Тебе страшно?

Падалеки моргнул, и всю его весёлость мигом как рукой сняло – кивнул молча.

– Эй, это нормально, – пихнул его кулаком в бок Дженсен. – Поверь, тот, кто на войне говорит, что ему не страшно, либо врёт, либо уже труп. Кстати, я – Дженсен.

Падалеки фыркнул и наморщил нос.

– Приятно познакомиться. Давно служишь?

– Четыре года уже. До войны был в пятом полку. Ещё недавно ходил в младших капралах, сейчас вот повысили до капрала и перевели сюда.

– А я сразу после Пёрл-Харбора пришёл на призывной пункт добровольцем. Шесть недель в учебке на острове Пэрис, затем Нью-Ривер и вот я тут. Мои дед и дядя были морскими пехотинцами. – Падалеки шуточно козырнул: – «Вступай в морскую пехоту и будь первым в защите своей страны на море и на земле», – у меня всю жизнь этот плакат дома висел. Я пулемётчик.

– Тут все либо пулемётчики, либо миномётчики, – засмеялся Дженсен.

– Я, между прочим, отлично стреляю.

– Как и все южане.

– У меня значок инструктора*, – обиделся Падалеки.

– Надеюсь, родители тобой гордятся, – щёлкнул его по носу Дженсен. – Ладно, мне пора, – поднялся он. – Ещё увидимся, Джей.
____________________
* Значок инструктора выдавался за отличную стрельбу из винтовки по мишеням на зачёте в учебной части.

***

С тех пор Падалеки почти постоянно хвостом таскался за Дженсеном, а в то время, когда не таскался, Дженсен сам выглядывал его в толпе, что было не так уж трудно, учитывая высокий рост Падалеки. Тот быстро познакомил его со своими друзьями: Алексом, Бобом, Майком, Тихоней – и вскоре они стали закадычной компанией.

Алекс, смешливый высокий парень, хвастался тем, что вырос в бедном бандитском квартале Нью-Йорка.

– Япошки ещё не знают, с кем связались, – говорил он. – Я выстрою их в шеренгу и перестреляю по одному. Тах-тах-тах, – Алекс изображал, что вскидывает винтовку, – и конец войне.

– Слава Богу, – закатывал глаза Майк. – Пойду напишу родителям, чтобы не волновались, ведь нас ожидает скорая победа, и мы вернёмся домой. Жаль только, что в атаку ты не пойдёшь, ведь твоя задница находится на посылках у нашего лейтенанта Шеппарда.

Алекс, нимало не смущаясь, отвечал:

– Не завидуй моему тёплому местечку.

– Всегда мечтал, чтобы моя задница была в чьём-то распоряжении, – хмыкал Майк.

Он был самым старшим и самым начитанным в их компании. Майк учился в каком-то из Университетов «Лиги Плюща» – Дженсен не сильно разбирался в тонкостях высшего образования – но с началом войны в первых рядах записался добровольцем. Майк мог часами рассказывать про войну на Филиппинах, Первую Мировую, Шанхай и даже знал кое-какие подробности про японскую оккупацию Гонконга – послушать его россказни зачастую собиралась вся рота.

– На войне никогда нельзя расслабляться, – однажды нравоучительно выдал Майк, затягиваясь папиросой, – я вот вам сейчас одну историю расскажу. Было дело, в лазарет принесли солдата: его ранили во время отступления, и он потом три дня до своих добирался. Сам добирался, понимаете, у него ноги уже отнялись, так он полз и приполз всё-таки. В лазарете к нему доктор подошёл, а парень этот выдохнул: «Спасён наконец-то», – глаза закрыл и… умер. А всё дело в нашем мозге, – Майк постучал себя пальцем по виску, – он хитрый, ждёт момента, когда человек расслабится, и останавливает сердце.

– Скажешь тоже, – нахмурился Алекс – он не любил такие разговоры, ему больше нравилось пошуметь и побалагурить. Вообще они с Падалеки часто устраивали невинные розыгрыши и были кем-то вроде ротных клоунов.

Падалеки на редкость похоже изображал некоторых майоров из командного состава, но лучше всех ему удавался старший сержант Смит, который обладал жеманной походкой и чопорными, почти карикатурными манерами.

– Клянусь, мы высадимся на берег, и узкие глаза япошек округляться от страха, когда они увидят меня, – уперев руку в бок и сильно виляя костлявыми бёдрами, Падалеки шёл между покатывавшимися со смеху морскими пехотинцами.

Алекс семенил перед ним, сложив ладони в японском приветствии и, беспрестанно кланяясь, пищал:

– Здравствуйте, сэр. Как мы рады вас видеть, сэр. У американцев такой большой член, а у нас, японцев, член маленький, поэтому вы нас завоевали, сэр. Позвольте засвидетельствовать наше почтение, сэр.

Глядя на выходки этих двух придурков, Дженсен хохотал вместе со всеми.

Боб был родом из Топики. Он прекрасно пел и исполнял всё, чего бы ни попросили: от ирландских баллад до репертуара кабаре. Но особенно хорошо ему удавалась «Я послал поцелуй океану». Эту песню подхватывали все, горланя припев кто во что горазд, и незамысловатые слова наполняли сердце Дженсена патриотизмом и желанием перебить как можно больше япошек.

Последним в их компании был Тихоня. Они с Падалеки состояли в одном пулемётном расчёте – кажется, Тихоне отводилась должность наводчика – поэтому тот и старался держаться к Падалеки поближе. Тихоня, оправдывая своё прозвище, был очень спокойным и застенчивым парнем, всегда гладковыбритый и аккуратно причёсанный; каждый день он до блеска начищал ботинки, а форму, в отличие от большинства расслабившихся на корабле морских пехотинцев, всегда застёгивал по уставу. Дженсену, признаться по правде, Тихоня напоминал блаженного, а иногда – сумасшедшего.

Тихоня часто помогал ребятам на кухне, поэтому однажды днём, когда во время обеда он встал и прошёл в камбуз, никто не обратил на него внимания. Все переполошились только тогда, когда с камбуза донёсся душераздирающий крик. Дженсен бросился к дверям вслед за вскочившим со своего места Падалеки, но они были не единственными желавшими узнать, что произошло, поэтому в столовой образовалась давка. Дженсену всё же удалось прорваться в камбуз, где он врезался в спину Падалеки, который вдруг до боли вцепился длинными пальцами ему в запястье – на полу, удерживаемый двумя парнями, в конвульсиях бился Тихоня. Оказалось, что он обе руки по плечи засунул в кастрюлю с кипящей водой.

– Санитара сюда, живо! – крикнул какой-то сержант. – А ну разошлись все. Быстро! Быстро!

Падалеки бросился к Тихоне, но Дженсен утянул его за собой.

– Не смотри на него, идём, – уговаривал он упиравшегося Падалеки. – Ему сейчас помогут, и всё будет хорошо.

Они вывалились из коридора на палубу, и Дженсен, обессиленно привалившись к стене, съехал по ней вниз; Падалеки шлёпнулся рядом. Его всего колотило, аж зубы стучали, да и у самого Дженсена тряслись колени.

– Как же ты на войне-то будешь, а? – повернулся он к Падалеки – тот, не мигая, смотрел в одну точку.

Дженсен вытащил папиросу и еле прикурил дрожавшими руками.

– Держи.

– Я не курю, – помотал головой Падалеки.

Дженсен проглотил высказывание про «здесь все курят» и лишь глубоко затянулся.

Ближе к вечеру их всех согнали на палубу. На возвышении стоял какой-то капитан, который, зло выплёвывая слова, говорил, что не потерпит дезертирства на судне, что это позор не только для роты, но и для всей дивизии. Каждую фразу он сдабривал такими отборными матерными выражениями, что Дженсен невольно проникся уважением к этому низкому, немного пухлому человеку.

– Каждого отправлю под трибунал! – орал капитан. Он щедро сыпал угрозами направо и налево, перекрикивая вой шквалистого ветра.

Дженсен взглянул на Падалеки – тот стоял, насупившись и сжав губы в узкую полоску.

– Всё в порядке?

– Нет.

Когда их распустили, Падалеки утащил Дженсена в машинное отделение, где в стоявшем адском гуле никто не смог бы подслушать их разговор, и требовательно поинтересовался:

– Ты тоже считаешь Тихоню дезертиром?

– Да, – честно признался Дженсен.

– Но он же наш товарищ.

– Разве это отменяет поступок или оправдывает его?

Падалеки наморщил лоб.

– Тихоня рос в очень религиозной семье и не собирался идти на войну, но его призвали. «Не убий», – учит нас Библия. Тихоня сварил себе руки не для того, чтобы отправиться домой к мамочке под юбку, при этом опозорив доблестное имя морского пехотинца, он просто не хотел убивать людей. Пусть даже и япошек.

– Я тоже верю в Бога, – возразил Дженсен, – но также я верю в тридцатикалиберный «Спрингфилд». Наша страна в опасности, и мы нужны ей здесь, на этой грёбаной войне. Я патриот и буду делать всё ради блага Соединённых Штатов.

Падалеки покусал губы.

– Ты когда-нибудь стрелял в человека?

– Нет.

– Думаешь, это легко?

– Я не знаю, Джей, – вздохнул Дженсен. – Ты записался добровольцем, значит, знал, на что идёшь. Теперь твоя задача думать поменьше, слушаться командиров, убивать узкоглазых и постараться не сдохнуть. Усёк?

– И всё-таки Тихоня не дезертир, – упрямо повторил Падалеки. – Дженсен, ты сказал, что веришь в Бога, ты молишься по вечерам?

Дженсен покачал головой. Падалеки опустил взгляд.

– А я молюсь. Прошу, чтобы Бог уберёг мою мать и сестру, тебя, Алекса, Боба, Майка и Тихоню. Ты не переживай, я теперь ещё больше за тебя буду просить, так что моей молитвы на двоих хватит. Мама всегда учила меня, что молитва нужна, что нельзя пережить такие времена без веры.

– Тогда заодно помолись, чтобы Бог послал на япошек моровую язву, – мрачно сказал Дженсен.

Падалеки смерил его уничижительным взглядом и, развернувшись, ушёл.

***

Они уже с месяц болтались в водах Тихого океана, и месяц им ещё оставался. Ограниченное пространство действовало на большинство новобранцев крайне угнетающе – участились ссоры и драки. В одной из таких драк проломили голову Фредди, заряжающему из пулемётного расчёта Дженсена. Сержант долго материл всю их роту, злобно шипя про то, что они даже ещё жёлтозадых выродков в глаза не видели, а личный состав уже нес потери. В итоге, правда, дело быстро замяли, а Дженсена перевели в роту к Падалеки наводчиком вместо Тихони.

Дженсен давно привык не доверять хитрожопой сучке-судьбе и не ждал от этого перевода ничего хорошего, а вот Падалеки светился от радости, словно начищенные пуговицы парадного кителя.

По вечерам парни набивались в душные, прокуренные каюты и при тусклом свете фонаря играли в покер или просто чесали языками. Беседы крутились вокруг одних и тех же тем: ругали командиров, кормёжку и плохое вооружение. Затем кто-нибудь обязательно вспоминал дом, и все начинали травить байки из мирной жизни, а, в итоге, всё сводилось к разговору о сексе. Не то чтобы у большинства был большой опыт по этой части, но все хотели казаться опытными, прожжёнными жизнью морскими пехотинцами, так что приукрашивали действительность кто во что горазд. Иногда, правда, свою лепту в эти разговоры вносили старые вояки, и от скабрезных подробностей их рассказов у зелёных юнцов краснели уши. Многие, не стесняясь, при этом гоняли в кулак, и Дженсен морщился – его не заводили истории об опытных портовых шлюхах, но рядом по обыкновению сидел Падалеки, притеревшийся боком в общей толчее, постоянно задевавший Дженсена то острым коленом, то не менее острым локтем. Дженсен смотрел на него, раскрасневшегося от стыда, с влажными искусанными губами, и член исправно вставал.

Один раз Алекс вытянул Падалеки в центр импровизированного круга и хлопнул по плечу:

– Кончай отмалчиваться, скромняга-Джей, расскажи-ка нам, ты всё ещё девственник?

– Вот ещё, – презрительно фыркнул Падалеки.

– Да брось заливать, – раздался голос откуда-то сбоку.

– Дочка бакалейщика, – сказал Падалеки. – И она была старше меня на десять лет.

– Уж конечно, – засмеялись все; по смуглой коже шеи Падалеки пошли красные пятна.

– Да, – с вызовом вскинулся он. – У неё был муж пьяница. Бил её постоянно, да только как-то раз свалился с лестницы и сломал себе шею. Я у её отца помощником в лавке подрабатывал. Она мне всё улыбалась и глазки строила, а один раз затащила в подсобку и… – его слова потонули во всеобщем гуле.

– Надеюсь, ты отодрал её хорошенько!

– Вставил малышке, чтобы по мужу не тосковала.

– Не посрамил честь морской пехоты!

– Он тогда ещё не был в морской пехоте.

– Да и к чёрту!

– Она сдёрнула с меня штаны и села сверху, – припечатал Падалеки. – Уездила всего – на мне потом можно было рубашку отжимать. Всё твердила: «Ах, как сладко», – и стонала так тонко. – Он уставился на Дженсена нечитаемым тяжёлым взглядом, от которого по позвоночнику пробежал холодок. – Она всегда всё делала сама, любила покомандовать, а я и не сопротивлялся – мне нравилось.

Дженсен зачем-то представил покорно лежавшего голого Падалеки, с которым можно было делать всё, что вздумается, и, не удержавшись, потёр себя ладонью, прижал большим пальцем головку – Падалеки, приоткрыв рот и распахнув глаза, смотрел прямо на его руку, и это заводило так, что Дженсен едва не кончил.

– Так она тебе теперь пишет, эта дочка бакалейщика? – спросил кто-то.

– Я не оставил ей адрес, – сказал Падалеки и под всеобщий гогот направился к Дженсену.

Грубо отпихнув Алекса, он втиснулся в образовавшееся пространство, так что едва не на колени Дженсена уселся, и замолчал, отвернувшись, лишь загнанно дышал. Дженсен смотрел на изгиб его шеи, на покрытые испариной ключицы, видневшиеся над грязным воротом футболки, и, Боже, в тот самый момент он хотел трахнуть Падалеки сильнее, чем генерал Вандергрифт – захватить Гуадалканал.

Ночью, накрывшись одеялом с головой, Дженсен долго и со вкусом дрочил.

Август 1942 года, курс в вечность

Хмурым серым утром их собрали на палубе. Корабль плавно переваливался на волнах; пролив Силарк был забит американскими судами.

– Вон тот остов, который почти не виден за «Элиотом», называется Флорида, – шептал Майк, указывая рукой направление. – Этот малыш – Тулаги. Тот что западнее – Саво, ну а вон и Гуадалканал.

Дженсен обернулся – в нескольких местах на берегу Гуадалканала виднелось пламя, совсем вдалеке, еле различимый в утренней хмари, поднимался чёрный дым; откуда-то доносились звуки орудийных выстрелов.

– Разве наша армада не способна разнести Гуадалканал на куски? – спросил Алекс.

Ему никто не ответил.

Падалеки, бледный и сосредоточенный, пытался застегнуть каску, но у него никак не получалось, видимо, пальцы слушаться не хотели.

– Дай сюда, – разозлился Дженсен, которого порядком нервировало мельтешение длинных конечностей Падалеки сбоку от него, и ловко вдел ремешок в пряжку.

– Спасибо, – шмыгнул носом Падалеки.

Инструктаж перед высадкой проводил незнакомый лейтенант.

– Забудьте всю ту чушь, которую вы слышали про япошек, – орал он. – Они свой ход сделали, теперь наша очередь. Эти подлые твари, может, и развязали войну, но я вам обещаю, что её закончим мы. Я прав, ребята?

– Да! – раздалось со всех сторон.

– Узкоглазым макакам нужен этот чёртов остров, – лейтенант с пренебрежением ткнул пальцем в сторону Гуадалканала, – и его аэродром, чтобы нас убивать. Но мы вытащим япошек из их крошечных окопов за их жёлтые яйца. Когда первый американский самолёт сядет на остров, они пожалеют, что связались с нами. Слушать сюда! Из-за бортов не высовываться. Пойдёт высадка, бежать, не останавливаясь, до заданной точки сбора. Попадутся япошки – валить нещадно.

И снова дружное:

– Да!

– Тогда вперёд, в бой! – взмахнул рукой лейтенант, и раздался приказ:

– Первый взвод, к борту! Сбросить сети!

– Пошли! Пошли! Пошли! – подталкивал их в спины сержант.

Дженсен глянул за борт – сети раскачивались на ветру, гулко постукивая по металлической обшивке корабля, далеко внизу виднелись торпедные катера типа «Хиггинс». Некоторые из них уже были заполнены морскими пехотинцами и отплыли в сторону острова.

– Шевелись! Руки на продольные, ноги на поперечные, – командовал сержант, и Дженсен начал спускаться.

Ствол болтавшейся за плечами винтовки ударил его по каске, отчего та съехала на глаза; рядом пыхтел Падалеки, сверху лез Боб, постоянно норовя задеть Дженсена ногами.

Сеть заканчивалась, метра полтора не доходя до днища катера. Нужно было прыгать, что Дженсен, разжав пальцы, и сделал, подумав при этом, хорошо же он будет смотреться, если волна сейчас отбросит «Хиггинс» в сторону, а сам он с размаху шлёпнется в воду. Впрочем, всё обошлось. Дженсен приземлился рядом с Падалеки, и их тут же отпихнули в сторону.

– Шевелись! Все по местам!

Когда морских пехотинцев набилось в катер, как сельдей в бочке, тот отчалил от корабля и направил свой нос в сторону острова; палуба под ногами Дженсена слегка завибрировала.

– Все на высадку! – прозвучала команда.

«Хиггинсы», выстроившись на воде в линию для атаки, скоро двигались к берегу; в лицо летели солёные брызги. Над ними, натужно тарахтя пропеллерами, на малой высоте пронеслись американские тяжёлые бомбардировщики.

– Задайте там япошкам, летуны! – выкрикнул кто-то.

– Эх, я бы сейчас не отказался опрокинуть стакан чего-нибудь горячительного, – обернулся к Дженсену сидевший впереди Майк.

Дженсен кивнул и покосился на Падалеки – тот, закрыв глаза, беззвучно шевелил губами, видимо, молился.

– Эй, – хлопнул его ладонью по колену Дженсен, привлекая внимание. – Кажется, тебе пора начать курить. – Он отобрал у Боба папиросу и сунул её Падалеки в рот, плотно прижав пальцы к обветренным губам.

Падалеки затянулся и закашлялся.

– Кажется, меня сейчас стошнит.

– В таком случае, используй свою каску по назначению, – ухмыльнулся Боб, забирая папиросу обратно.

– Да, пожалей мои ботинки, – засмеялся Дженсен – впрочем, смех вышел безрадостным.

Крик:

– Приготовится к высадке! – резанул по ушам; сердце под рёбрами заколотилось, как ненормальное.

Катер, уткнувшись дном в песок, качнулся и остановился.

– Все на берег! Рассредоточиться! Пошли! Пошли!

Сжимая в руках винтовку, готовый немедленно вступить в бой, Дженсен спрыгнул за борт и оказался по колено в воде – мигом промокшая одежда сковала движения. Рядом что-то воинственное орал Алекс. Странно, но пули не свистели над головой. Они выбрались на берег и замерли: японских солдат нигде не было видно, лишь морские пехотинцы сидели под пальмами и курили, некоторые из них уже даже колупали кокосы, надеясь их открыть.

– Вы чего так долго? – раздалось со всех сторон.

– С прибытием на Гуадалканал, девочки.

– Узкоглазые ублюдки, поджав хвосты, отступили вглубь острова.

Дженсен в удивлении повернулся к Падалеки, который моргал, как вылетевшая из дупла днём сова; Майк, приоткрыв рот, поправил на плечах миномёт.

– Рассредоточиться, морпехи, – рассмеялся сержант, и Дженсен не спеша двинулся к пальмам, волоча за собой по песку пулемёт.

– Такая война мне по душе, – хмыкнул Алекс. – Белый мелкий песочек, кокосовые пальмы – рай с туристического рекламного плаката. Не хватает только девочек и холодной «Колы» в запотевшем высоком стакане.

– Вот прищучат твою задницу япошки, будут тебе тогда и девочки, и кола, – недовольно пробурчал Майк.

– Слушай, – Алекс запрыгал на одной ноге, пытаясь отряхнуть штанину, – почему моя задница не даёт тебе покоя?

– Если вы хотите пофлиртовать, то лучше бы вам уединиться, – подколол друзей Дженсен.

– Пошёл ты, – беззлобно сказал Майк.

Они расположились в тени кокосовых пальм, и Дженсен привалился спиной к грубому шершавому стволу. Он прикрыл глаза, на минуту растворившись в обманчивом чувстве спокойствия и умиротворения. Но вокруг шла война: грохотали орудия противовоздушной обороны, вдалеке тарахтели самолёты, рычали моторами «Хиггинсы», а чей-то сердитый голос приказывал:

– Почистить оружие от песка. Выдвигаемся через три минуты.

***

Они шли весь день. Солнце палило нещадно, и у Дженсена пот ручьём лился из-под каски; вся одежда была мокрой и липкой. Морские пехотинцы тащились по бескрайним полянам, по пояс заросшим травой кунаи, которая оплеталась вокруг ног, мешая движению, форсировали реки, взбирались на холмы, продирались сквозь джунгли, прорубая себе путь мачете.

– Куда мы идём? – во время одного из пятиминутных привалов устало спросил Боб.

– В вечность, – отозвался Майк. – Представь, Гуадалканал войдёт в историю, и наш подвиг останется жить в сердцах и умах людей на века. «Знаменье лучшее всех – за отечество храбро сражаться! Что ты страшишься войны и опасностей ратного боя? Если уж все мы падём при ахейских судах мореходных, Трои великой сыны, так и ты не страшись…»*

– О, заткнись, ради Бога, – перебил его Алекс. – Мы идём к чёрту на рога. Видишь, как офицеры волнуются? Это всё от того, что мы заблудились. У них неправильная карта.

– Скажешь тоже, – недоверчиво протянул Боб.

– Ну, в таком случае, либо наши офицеры не умеют читать карты, либо в данный момент мы сидим посреди реки Тинару. Ты видишь где-нибудь здесь реку?

– Может, она пересохла? – предположил Боб. – Тут пекло такое стоит, небось, похлеще, чем у вас в Техасе, а, Джей?

Падалеки придвинулся ближе к Дженсену и дёрнул плечом:

– Пожалуй.

А затем привал закончился, они поднялись и пошли дальше.
____________________
* Гомер «Иллиада», песнь 12

***

Ночью начался ливень, и на второй день морским пехотинцем пришлось идти по щиколотку в размокшей грязи. Дженсен, оскальзываясь, матерился на все лады и глупо хватался руками за воздух, пытаясь не загреметь на землю с полным пулемётным снаряжением. Падалеки тоже разучил пару новых выражений, проклиная тяжёлую неудобную треногу, так и норовившую треснуть его по голове. Алекс сбоку постоянно вздыхал и жаловался, что натёр ногу, но ему никто не отвечал, так как ноги натёрли уже все.

Их батальон снова шёл весь день, так и не встретив сопротивления со стороны японцев. На ночь они окопались на каком-то холме, и Дженсен забылся тяжёлым сном, но в полночь его разбудил страшный грохот. Рядом завозился Падалеки.

– Что случилось?

Онемев от ужаса, они смотрели на окрашенное багровым светом небо над проливом – свет лился от осветительных японских бомб, которые медленно опускались на парашютах, покачиваясь и разбрасывая вокруг красноватый свет. Над головой, невидимые в вышине, гудели моторами самолёты. С пролива неслись звуки канонады; земля под ногами дрожала. Вдали виднелись красно-белые вспышки, доносился грохот взрывов. В какой-то момент японские корабли включили прожекторы – их военно-морская армада вошла в пролив Силарк и началось сражение у острова Саво.

– Господи, представь, что сейчас на кораблях творится, – пробормотал Падалеки.

– Круче, чем салют четвёртого июля. – Боб достал папиросу и прикурил, наплевав на запрет – лишь прикрыл тлеющий кончик ладонью.

– Надеюсь, адмирал Тёрнер отправит японский флот на дно пролива, – сказал Алекс.

– Мне бы твой оптимизм, – отозвался Дженсен, сжимая пальцы на прикладе винтовки.

С пролива повалил густой чёрный дым.

***

Через сутки батальон морской пехоты вернулся обратно на тот же пляж, где производилась высадка. К берегу они вышли в сумерках, и Дженсен увидел искорёженные, дымившиеся обломки кораблей. Водное пространство между Гуадалканалом и островом Флорида было абсолютно пусто – американский флот ушёл.

– Чёрт побери, – Алекс снял каску и утёр лоб тыльной стороной ладони. – А где наши корабли?

– Нету, – ответил проходивший мимо капрал. – Япошки потопили три американских крейсера и один австралийский. Ещё один повредили. И эсминец тоже подбили, – нахмурившись, он замолчал.

– А остальным Тёрнер приказал отступить в открытое море, и теперь мы одни, – сделал неутешительные выводы Майк.

К ним подошёл лейтенант Шеппард:

– Именно. Вдобавок, в «Элиот» врезался «Зеро». Пожар не смогли потушить, и корабль пришлось затопить. А вместе с ним половину боеприпасов батальона, нашу жратву, пресную воду и медикаменты. Приятного времяпрепровождения на Гуадалхренале, парни.

Дженсен осмотрелся – по берегу шли новые и новые колонны людей, уставшие, измученные, словно скованные одной цепью – и почувствовал раздражающе-глупую безысходность.

Когда наступила ночь, их рота заняла оборонительную позицию: стволы орудий на наспех оборудованных огневых точках развернули в сторону моря и выставили часовых, после чего все легли спать. Дженсен заснул под убаюкивавший звук прибоя.

***

На следующий день их бомбили. Точнее не их, а аэродром Хендерсон-Филд.

– Тревога, – крикнул кто-то, и Дженсен услышал приближавшийся звук моторов.

Сказать по правде, никто даже не успел среагировать – над их головами идеальным строем в виде буквы V пронеслись около дюжины японских бомбардировщиков и через несколько минут вдалеке раздались взрывы.

– Пронесло, – пробормотал Падалеки.

Дженсен ничего не сказал – просто шлёпнулся на песок.

А к вечеру притащился довольный Алекс и, возвестив:

– Парни нашли японский склад, – вытащил из-за пазухи бутылку саке.

В ту ночь упились все. Японский флот был за горизонтом, и это дарило лживое чувство безопасности.

Дженсен, Падалеки, Боб, Майк и Алекс сидели в одном окопе, передавая по кругу бутылку.

– Произведено из ослиной мочи, но пить можно, – одобрил Майк.

– Не выёживайся, – Алекс сделал внушительный глоток. – Надо не забыть потом поблагодарить япошек.

– Ага, пулей промеж раскосых глаз.

Когда саке подошло к концу, Алекс выбрался из окопа, пообещав притащить японского пива для продолжения банкета, Боб пошёл раздобыть курева на утро, а Майк – отлить. Дженсен с Падалеки остались вдвоём. Падалеки, пьяно улыбаясь, всё пытался завалиться вперёд, но Дженсен, подхватывая его под мышки, возвращал в вертикальное положение.

– Я никогда в жизни до этого не пил, – признался Падалеки, икнув.

Дженсен промолчал.

– Знаешь, сегодня, когда над нами летели бомбардировщики, я вдруг очень чётко осознал, что меня могут убить, – язык у Падалеки смешно заплетался. – Я раньше как-то не задумывался над этим. То есть, нет, конечно, задумывался: и когда шёл на призывной пункт, и когда прощался с родными, и на корабле – но сегодня меня накрыло осознание неминуемой кнч… конч… кон-чи-ны. Вот. А теперь я пьяный и мне пролив по колено, – он засмеялся, надломано, истерично.

Дженсен глядел на Падалеки, который хохотал, запрокинув голову, и каска норовила вот-вот свалиться с его головы, а затем он, усевшись ровно, серьёзно посмотрел на Дженсена своими смешно косившими глазами.

– Знаешь, есть ещё до черта вещей, которые я никогда в жизни не делал. А у тебя?

Протянув руку, Дженсен поправил ему каску и, не удержавшись, дотронулся пальцами до потрескавшихся губ, видимо, количество выпитого саке оправдывало то, что у Дженсена в голове вышибло все предохранители. Вокруг царила кромешная тьма, и Дженсен не боялся, что их увидят парни из других окопов. Он погладил губы Падалеки, нажал на нижнюю, заставляя приоткрыть рот, и скользнул подушечками внутрь, поглаживая нежную мокрую изнанку губы. Падалеки, всхлипнув, подался вперёд, но в этот момент послышался шум песка под чьими-то подошвами ботинок. Дженсен с сожалением в последний раз мазнул влажными пальцами по подбородку Падалеки и сказал:

– Во время бомбёжки держи рот открытым, а то барабанные перепонки могут лопнуть. Усёк?

Падалеки заторможено кивнул, и отодвинулся дальше от спрыгнувшего в окоп Боба.

Совет пришёлся кстати: начиная со следующего дня, японцы бомбили их регулярно, минимум один, а иногда и два раз в день.

***

Их первый настоящий бой с японцами состоялся на реке Тинару. По сути, Дженсен с натяжкой мог бы назвать Тинару рекой – слишком уж мелкая она была и скорее напоминала стоячее болото, на поверхности которого плавала какая-то мерзкая растительность и нечистоты. Взвод окапался у песчаной косы, в том месте, где Тинару впадала в Айрон-Боттом-Бей – противоположная сторона косы считалась вражеской территорией.

– У нас хорошая позиция, – сказал Майк, любовно обустраивая огневую точку – они с Бобом выбрали её так, чтобы простреливать кокосовую рощу на другом берегу. – При нападении япошкам придётся форсировать реку прямо перед нашими позициями или двигаться слева, но мы будем поджидать их и там.

Дженсен кивнул:

– Ты прав. Наш с Джеем пулемёт мы поставим метрах в двадцати вниз по течению, а пока давай поможем вам.

Падалеки без лишних слов взял лопату, и они принялись копать глубокую и широкую яму – пулемётное гнездо.

Вокруг копошились парни из взвода: натягивали колючую проволоку, тащили мешки с землёй, рыли окопы. Духота стояла невыносимая – все работали голые по пояс. Дженсен изредка бросал взгляды на мокрую от пота, смуглую согнутую спину Падалеки с выпиравшими округлыми костями позвоночника и гонял языком во рту густую вязкую слюну.

К ночи они вымотались так, что даже на разговоры уже сил не было. Когда вокруг стало ни зги не видно, Падалеки, прохрипев:

– Не могу больше, – попросту повалился на кучу свежей чёрной земли.

– Утром продолжим, – согласился Дженсен, присаживаясь рядом – несмотря на то, что весь день они вчетвером работали, как проклятые, пулемётное гнездо так и не было готово: оставалось ещё соорудить крышу из брёвен.

– Надеюсь, япошки дадут нам поспать, – Боб привалился к стене ямы, явно намереваясь заснуть прямо так, в вертикальном положении.

– Я бы на это не рассчитывал, – Дженсен с подозрением посмотрел в ту сторону, где шумела листьями кокосовая роща. – Уверен, они наблюдали за нами и знают, что мы вымотаны подчистую. Думаю, они нападут – я бы, на их месте, напал. – Он почувствовал, как Падалеки, сев, придвинулся ближе.

– Надеюсь, ты ошибаешься.

И в этот момент в кокосовой роще замелькали огни, прорезая лучами тьму, послышался шум мотора грузовика. Майк дёрнул Боба за шкирку:

– Тащи патроны, живо.

Парни в окопах возбуждённо загалдели. С песчаной косы раздалась пулемётная очередь, затем послышался взрыв, второй, третий, защёлкали винтовки. Откуда-то сзади гулко бахнули миномёты – их снаряды просвистели у Дженсена над головой и с оглушительным грохотом взорвались на другом берегу.

– Мать вашу, – выругался Майк и тоже открыл огонь.

– Эй, – Дженсен вцепился Падалеки в плечо, – давай, нам нужно добраться до нашего пулемёта.

Во вспышке сигнальной ракеты, осветившей небо, он разглядел, как испуганный Падалеки кивнул, и они ужами поползли по берегу. Пули, казалось, летели со всех сторон, но Дженсену почему-то не было страшно – страшила темнота и неизвестность, а сейчас всё было просто и понятно, и оттого он упрямо продвигался вперёд.

Когда они добрались до пулемёта, Падалеки установил его на треногу и зарядил.

– Готово, – проорал он, и Дженсен нажал спусковой крючок.

Он потерял счёт времени и не смог бы впоследствии с точностью сказать, сколько продолжалась атака японцев. Весь мир сжался в точку, остался только противник на линии огня и Падалеки, исправно заряжавший ленту за лентой. В эти секунды передышки Дженсен слышал лёгкие хлопки японских винтовок и выстрелы их скорострельных автоматов, а потом Падалеки дёргал его за рукав:

– Есть, – и все звуки снова заглушал стрёкот пулемёта.

В какой-то момент в них полетели дуги трассирующих пуль. Прекратив огонь, Дженсен надавил Падалеки ладонью между лопаток, заставляя лечь, и сам прижался к земле:

– Узкоглазые поняли, где мы, видишь, пристреливаются. Не уберёмся отсюда, нам конец. Давай, бери треногу и поползли ниже по течению.

За ночь они несколько раз меняли позицию.

Рассвет наступил внезапно – словно выключателем щёлкнули – и Дженсен увидел, что кокосовая роща была усеяна телами убитых. Слева, со стороны океана, виднелись отступавшие японцы – по ним били американские миномёты. По мосту справа прошёл первый батальон морских пехотинцев; слева песчаную косу пересекли лёгкие танки, ведущие контратаку. Падалеки сел, с потерянным видом глядя на то, как вдалеке одного за другим убивали метавшихся между деревьями японских солдат.

Парни из взвода подбадривали соседей криками, жалея, что их винтовки уже не достреливали до удиравших япошек. По-видимому, все, увлекшись картиной бойни, успели забыть, что сражение ещё не было окончено, поэтому немало удивились, когда на противоположном берегу из зарослей вдруг показалась группа японцев.

– Чёрт, – Дженсен утянул Падалеки за собой в окоп и вскинул винтовку, но японцев уже из пулемёта косил Майк – он положил почти всех, уцелевших парни расстреляли из винтовок.

– Кажется, всё, – сказал Дженсен.

Но тут один из японских солдат поднялся. Он был ранен, безоружен и кричал что-то по-видимому оскорбительное, а ребята вдруг развеселились и принялись палить по земле вокруг него, гоняя, как зайца. Японский солдат метался, наступая на трупы своих товарищей, и выл раненым зверем.

– Давай, попляши, – галдели разошедшиеся парни.

– Нельзя же так, – Падалеки повернулся к Дженсену. – Нельзя же, ну? – А затем он выпрямился в полный рост и выстрелил японцу в голову, обрывая его мучения.

Вокруг раздались недовольные выкрики.

– Зачем?

– Всю веселуху испортил.

– Иди поплачь над трупом каждого узкоглазого, сосунок.

Падалеки стоял, сжимая винтовку, и упрямо молчал. Поднявшись, Дженсен подошёл к нему и опустил руку на плечо.

***

Сражение закончилось. Рота «эйч» потеряла около дюжины убитыми и ещё больше ранеными. Алекс погиб. Дженсен, Падалеки, Майк и Боб стояли и смотрели на его тело с широко распахнутыми, немного удивлёнными глазами. Дженсен ковырялся в себе, пытаясь почувствовать горечь утраты, но внутри было пусто, а потом и вовсе накатила постыдная и отвратительная радость от того, что они с Падалеки остались живы.

– Вот тебе и тёплое местечко, – пробормотал Майк.

К ним подошёл лейтенант Шеппард. Взглянув на Алекса, он закурил и велел:

– Несите его к остальным убитым. А я пойду начну писать письма родственникам.

Потом их заставили обыскивать трупы японских солдат. Искали карты, документы, письма. Кое-кто забирал себе на память сувениры вроде значков или зажигалок. Тела облепили мухи, поэтому Дженсен рылся в карманах убитых с изрядной долей отвращения.

– Эй, а это что такое? – раздался голос Падалеки – в руках он сжимал цепочку, на которой висело нечто, напоминавшее кусочки вяленого мяса.

– Отрезанные засушенные уши американских солдат, – сказал кто-то.

Дженсен вначале решил, это шутка, но взглянув на Падалеки, понял, что нет.

– Твари узкоглазые, – сжал кулаки стоявший рядом Боб.

Падалеки медленно опустил цепочку на песок и, перехватив винтовку, пошёл к окопам.

***

Их первая победа получила название «Бой у Хелл-Пойнт». Но короткая радость вскоре сменилась тяготами повседневной жизни. Японцы возобновили свои атаки, которые стали более продолжительными, упорными и разнообразными: они нападали с воздуха, моря и суши. Часы затишья же были наполнены невообразимо скукой, изматывавшей тем, что в эти моменты накатывали страх и безысходность.

Прошёл месяц, а по времяисчислению Дженсена, кажется, целая вечность. Теперь японцы бомбили их три раза на дню, а по воскресеньям ещё и с утра – в честь того самого пресловутого утра в Пёрл-Харборе. Среди морпехов свирепствовали малярия и диарея; есть было нечего. На завтрак, обед и ужин им давали рис – пустой, если не считать варёных жирных белых червей, которые давно уже завелись в мешках с продовольствием и теперь почили в общем котле.

– Мясцо, – говорил Майк, ковыряясь в своей тарелке. – Деликатес.

– Да уж, – Падалеки механически отправлял в рот ложку за ложкой – он давно уже не выковыривал червей из риса.

Дженсену казалось, что из тощего Падалеки превратился в прозрачного, и не понимал, как его до сих пор таскали длинные ноги.

– Слушай, так сколько тебе лет? – спросил у него Дженсен.

– Какая разница, – вяло отмахнулся Падалеки, словно Дженсен был толстой назойливой мухой, и прислушался. – Бомбардировщики летят.

– Что-то они рано сегодня, – поморщился Боб, – поесть не дали. – И, поднявшись, они побежали к укрытию.

***

В один из бесконечной череды дней они завели себе собаку. Дженсену почему-то очень нравилось это выражение – «завести собаку». Оно его веселило, поэтому он так и думал.

Их рота по обыкновению торчала в окопах, когда в кустах послышался шум, и оттуда вывалилась испуганная облезлая псина. Парни заржали, кто-то щёлкнул затвором винтовки.

– Не стреляйте, – крикнул Падалеки.

Он опрометью выскочил из окопа и медленно подошёл к собаке. Та смотрела на него недоверчиво, но всё же пару раз вильнула хвостом.

– Иди ко мне, хорошая моя, ну, не бойся, – поманил её Падалеки, протягивая к собаке растопыренную пятерню.

– Говори с ней по-меланезийски, – засмеявшись, посоветовал кто-то.

– Да пристрелить её и дело с концом.

– Только попробуйте, – отозвался Падалеки, – и я вам шею голыми руками сверну.

Его угроза лишь раззадорила парней, со всех сторон понеслось:

– Глядите-ка, наш щенок отрастил себе зубки.

– Держи свою сучку на коротком поводке, Эклз.

– Да у него теперь две сучки.

– А я вот так и знал, Эндрю, что ты эту собаку как увидел, так трахнуть захотел.

– Сам захотел.

– Да нет, парни, её теперь будет трахать Падалеки, сказал же, никому не трогать. Небось надоело развлекаться с собственным кулаком.

И всё в таком же духе. Падалеки не обращал на них никакого внимания – он бережно взял собаку на руки и принёс в окоп.

– У неё лапа перебита, пойду санитара позову.

Санитар смеялся вместе со всеми, но лапу псине вправил, после чего оставил осчастливленного Падалеки гладить собаку, которую тот затащил к себе на колени.

– Девочка моя, – приговаривал Падалеки, почёсывая собаку за ушами. – Умница.

«Девочка» была уродлива даже по собачьим меркам и тощее самого Падалеки: её рёбра с такой силой выпирали наружу, что Дженсен подивился, как они ещё не вспороли кожу. К тому же псина оказалась шелудивая.

– У неё блохи, – сказал Дженсен.

– А у тебя вши, – парировал Падалеки.

– Да, с этим трудно поспорить, – согласился Дженсен. Дважды в день он безрезультатно пытался вытряхнуть вшей из своей одежды, но единственным способом избавиться от них было сжечь все вещи и ходить голым – на радость кровососущим насекомым.

– Я назову её Виктори*, – между тем решил Падалеки.

Вот так они завели собаку. Падалеки обнимался с ней, целовался, кормил из своей тарелки, а Дженсен давно уже не видел его таким беззаботно счастливым. Во время обстрелов Падалеки заталкивал Виктори в самую дальнюю часть окопа, закрывал своим телом и шептал:

– Мы всё переживём. У нас всё будет хорошо, обещаю. Ты только лежи, лежи.

По утрам Виктори облизывала Падалеки лицо, весь день таскалась за ним, как на привязи, а по ночам они спали вместе. Иногда, правда, Падалеки засыпал, привалившись к Дженсену, и тогда Виктори забиралась к ним на колени, и всю ночь Дженсена согревало её живое тепло. В такие ночи ему казалось, что он дома.

Виктори погибла недели через четыре, во время бомбёжки. Она, вдруг вывернувшись из рук Падалеки, заметалась по окопу и с лаем бросилась наружу. А Падалеки – придурок – за ней. А Дженсен – ещё больший придурок! – за ними.

Он успел схватить Падалеки, и в следующий момент их отбросило взрывной волной в какой-то окоп – сверху посыпались листья и волокна коры с пальм. Падалеки что-то беззвучно орал, рвался, но Дженсен всем весом прижимал его к земле, а вокруг громыхали снаряды. Их засыпало землёй, накрыло упавшей пальмой, и только тогда Падалеки обмяк и перестал рыпаться.

Когда всё закончилось, они выбрались на поверхность и увидели, что вместо того окопа, в котором они прятались изначально, в земле зияла огромная дыра с кровавым месивом на дне.

– Прямое попадание, – констатировал очевидный факт Дженсен.

Падалеки, отпихнув его в сторону, бросился искать Виктори – вернулся он с чем-то, завёрнутым в окровавленную куртку.

Когда Падалеки, Дженсен, Майкл и Боб хоронили Виктори, над ними уже никто не смеялся. Отойдя чуть в сторону от лагеря, они принялись рыть могилу в мягком грунте под сенью деревьев. Они выкопали довольно глубокую яму, как вдруг Падалеки, чертыхнувшись, отскочил в сторону – оказалось, он разрыл полуразложившийся труп япошки. Тот смотрел на них пустыми провалами глазниц и скалился золотыми коронками на зубах.

– Мрази! – заорав, Падалеки треснул лопатой плашмя по черепу и лупил до тех пор, пока Дженсен с Майклом не оттащили его.
____________________
* от англ. «victory» – победа

***

Кто-то разнёс по батальону слух, что армейские подразделения, направлявшиеся на Гуадалканал из Штатов, уничтожены в море. Подкрепление ждали уже давно, и теперь всех охватило глухое отчаяние.

– Мы сдохнем тут, – сказал Боб. – Сдохнем, но даже в деревянном гробу не попадём домой. – Он покосился в сторону видневшихся вдалеке, за рощей, наспех сколоченных крестов на могилах убитых. – Нас зароют здесь, и наши родственники никогда не смогут попрощаться с нами. И я думаю, лучше умереть раньше, чем позже, а то неровен час не останется никого, кто смог бы по-человечески предать меня земле.

– Не нуди, и без твоих умозаключений тошно, – вздохнул Майк – раскалённым на костре ножом он пытался вскрыть выскочивший на ноге здоровенный фурункул.

– Скажи ещё, что я не прав, – разозлился Боб. – Про нас все забыли. В Америке наши ровесники сейчас разъезжают на шикарных тачках, водят девушек в кино и на танцы, обедают в ресторанах и спят на белоснежных простынях. А я вынужден жрать прогорклый рис за то, чтобы япошки не захватили австралийских стриптизерш. Узкоглазые скоты перебьют нас всех, одного за другим. Я вчера видел знакомого парня из пятого батальона, он сказал, японцы разгрузили ещё два транспорта на Кокуме. Их десятки, сотни тысяч! Они сыты, здоровы и хорошо вооружены. А мы? У нас нет кораблей, нет поддержки с воздуха, потому что самолёты нечем заправить, почти закончились боеприпасы, я уже молчу про нормальную еду и питьевую воду. Япошки задавят нас количеством, и от нас останется лишь мокрое место, – Боб сплюнул.

Майк отложил нож в сторону.

– Брось, Бобби, смотри, ты напугал малыша-Джея.

Падалеки что-то неразборчиво буркнул и принялся ковырять песок ботинком.

– Не слушай его, Джей, – хохотнул Майк. – Просто Бобби хочет вернуться к благам цивилизации и встать в длинную очередь за военными облигациями. Думаю, он соскучился по крем-брюле и пирожным.

– Не соскучился я по пирожным, – огрызнулся Боб.

– Я тоже не соскучился по пирожным, – влез в разговор Дженсен. – А вот от холодного пива сейчас бы не отказался. «Карлингз блэк лейбл», а, парни?

– Можно, – согласился Майк.

– Да ну вас, – обиделся Боб, – имейте в виду, когда япошки подстрелят ваши весёлые задницы, я вас хоронить не буду. – Он поднялся и ушёл с оскорблённым видом.

– Напугал, – бросил ему вслед Майк.

Падалеки задумчиво смотрел в спину Боба. Вечером он отозвал Дженсена в сторону и сунул ему в руку конверт.

– Держи. Там есть адрес. Если я умру, передай, пожалуйста, письмо моей матери.

– Джей… – задохнулся Дженсен.

– Не возражай, – Падалеки сжал его ладонь в кулак. – Просто пообещай, что сделаешь.

– Обещаю, – сказал Дженсен.

***

В ноябре на Гуадалканале зарядили тропические ливни, и Дженсен начал скучать по изнуряющему пеклу. Дождь круглыми сутками лил стеной; грязь жирными комьями налипала на подошвы ботинок, окопы превратились в сточные канавы, и спать приходилось в лужах.

– Что же это за жизнь такая? – ворчал Боб, пряча папиросы под каску – они все так делали, и теперь волосы Дженсена постоянно воняли табаком.

– Вечно ты всем не доволен, – усмехался Майк. – Отныне, я буду звать тебя Ворчун, как того гнома в «Белоснежке».

Они настелили второй слой пальмовых листьев на балки над окопом, но вода всё равно просачивалась сквозь эту ненадёжную «крышу». В самом сухом месте стояли ящики с боеприпасами, которые Дженсен вдобавок заботливо накрыл своей плащ-палаткой. Как-то так вышло, что у него единственного она осталась не рваная, и Дженсен, здраво рассудив, что лучше быть мокрым, чем убитым во время очередной атаки японцев, без сожаления с ней расстался. Теперь они с Падалеки спали под его плащ-палаткой.

– Ты вполне поместишься, – сказал Падалеки, гостеприимным жестом приподнимая край. – Я скинул пару килограмм за последний месяц.

Дженсен, Майк и Боб рассмеялись: Падалеки напоминал скелет, обтянутый кожей – Дженсен дивился, в чём душа-то ещё держалась! Даже коренастый широкоплечий Боб теперь походил на щепку, да и сам Дженсен мог бы подрабатывать в школе наглядным пособием на уроках анатомии. Но, так или иначе, Дженсен и Падалеки спали вместе: под задницей Дженсена хлюпала грязь, сквозь дырки в плаще просачивались холодные струйки воды, зато к боку горячо прижимался костлявым телом Падалеки.

В одну из особо непроглядных ночей, Падалеки долго возился, елозя рёбрами по боку Дженсена, и никак не засыпал. Дженсен же, измотавшись днём на работах по возведению укреплений, спать хотел до невозможности. Он собрался было уже шикнуть на Падалеки, чтобы угомонился, как вдруг тот ткнулся губами ему в шею – раз, другой. От неожиданности Дженсен даже не сразу сообразил, что Падалеки его целовал. Зато, когда сообразил, едва не подскочил, как ужаленный.

– Сдурел?

– Да-а-а, – обдало тёплым воздухом влажную кожу. – Я… я… прости, Дженс, я с ума схожу на этом проклятом острове. – Падалеки притёрся вплотную, спасибо хоть, на колени не залез. – И я это… как его… – в отчаянии застонав, он снова прижался губами к шее Дженсена.

– Ну, всё-всё, – развернувшись, Дженсен неловко его обнял. – Успокойся, хорошо?

Помотав головой, Падалеки упёрся лбом ему в плечо и зачастил:

– Меня убьют завтра, Дженс, я точно знаю. А я… я… я же наврал тогда всё на корабле, ну, про дочку бакалейщика. Не было её, да я и в бакалейной лавке-то даже никогда не работал. Взял и выдумал, чтобы старше казаться.

– Это ничего, – погладил его по спине Дженсен, успокаивая. – Ничего.

– Мне пятнадцать было, когда я на призывной пункт пришёл. Украл у матери документы старшего брата, Джеффа – он умер от менингита незадолго до этого – и записался по ним добровольцем. Мне шестнадцать уже в учебке исполнилось. Семнадцать после нового года будет – только я не доживу, Дженс, слышишь?

– Доживёшь, – шепнул Дженесн. – Обязательно доживёшь, Джей, даже не думай об обратном.

Но Падалеки его не слушал, а лишь бубнил, как заведённый:

– Нет, нет, нет. – Он вскинул голову. – Дженс, я хочу… хочу… – а затем ухватил Дженсена за руку и прижал его ладонь к своему паху – там было твёрдо и горячо. – Пожалуйста, – проскулил Падалеки. – Ты такой… я… – он поддал бёдрами вверх, потираясь.

– Тише ты, услышат же, – Дженсен на голом инстинкте сжал ладонь на члене, безошибочно находя большим пальцем головку под слоем ткани; собственное возбуждение протряхнуло так, что пришлось закусить губу, только бы не застонать в голос.

– Да-а-а, – Падалеки на миг запрокинул голову, а затем деловито полез руками Дженсену под ремень.

За шумом дождя их навряд ли могли услышать, а даже если бы и услышали, Дженсену было наплевать: он расстегнул Падалеки штаны и обхватил его член.

– Хочу тебя, – никак не затыкался Падалеки. – Всё это время хотел. Мне казалось, на войне о таком не думаешь – лишь бы выжить, но нет. Я, наверное, всё-таки сбрендил, да? Я бы хотел, чтобы у нас всё было по-настоящему, по-нормальному. А ты бы хотел, Дженс?

– Конечно, – ответил Дженсен. Падалеки двигал рукой чересчур резко, даже, пожалуй, немного больно, но у Дженсена рвало крышу. Он представил, как усадил бы Падалеки сверху – невесомого, звонкого – и зацеловал бы его рот; представил, как вылизывал бы длинную шею с острым кадыком, как поставил бы засосы по линии цыплячьих ключиц.

Задрожав, Падалеки горячо и липко выплеснулся Дженсену в ладонь, и Дженсен кончил следом.

– Я… – Падалеки загнанно дышал, будто раз десять взобрался на холм, где находилась их огневая точка, и спустился обратно.

– Заткнись и спи, – сказал Дженсен, смывая сперму с руки в луже.

Падалеки послушно замолчал.

***

На следующий день, когда их рота возвращалась с аэродрома, где они возводили укрепления, в небе вдруг откуда ни возьмись появился «Зеро» – землю прошили пули, по камням мелодично зазвенели пустые гильзы.

– Бежим! – заорал кто-то, и все устремились к видневшимся впереди окопам – «Зеро», развернувшись, пошёл прямо на них.

Дженсен нёсся, что было силы, как вдруг бежавший впереди морской пехотинец, нелепо взмахнув руками, завалился прямо на него, сшибая с ног. Упав, Дженсен пребольно треснулся затылком о камень, и перед глазами всё поплыло. Парень бился на нём в конвульсиях, кое-как спихнув его с себя, Дженсен увидел приближавшегося к нему Падалеки.

– Ты что делаешь, идиот? – вытаращил глаза Дженсен. В голове вдруг всплыли сказанные накануне слова: «Меня убьют завтра». – Беги к окопам, немедленно! Это приказ, мать твою!

Но Падалеки уже плюхнулся рядом с ним на колени.

– Вставай, вставай, – он потянул его за руку.

Дженсена ослепило вышедшее из-за облаков солнце; где-то злобно, по нараставшей, тарахтел «Зеро». И тут над ними пронеслись две «Аэрокобры».

– Трындец сучонку, – широко улыбнулся Падалеки, а затем навалился на Дженсена. – Дженс, Дженс, ты меня слышишь? Только не умирай, пожалуйста, – он принялся его трясти, отчего Дженсен ещё раз стукнулся многострадальным затылком всё о тот же камень. – Ты не расслабляйся, пожалуйста, помнишь, что Майк говорил про мозг? Дженс!

– Пусти, Джей, – Дженсен кое-как отпихнул его от себя. – Я в порядке, а ты меня сейчас придавишь.

– А как же кровь? – спросил Падалеки, грязными руками размазывая по щекам слёзы.

– Это не моя. – Дженсен с трудом сел и спрятал лицо в ладонях; сердце трепыхалось в груди пойманным в силок певчим пересмешником.

продолжение в комментариях

@темы: J2, фестово, фанфикшен